Вполне современное преступление - [35]

— Вопросов нет. Я узнал, что мой клиент потерял свою работу, оттого что украл проволоку, косо глядел на хозяина и пинал его собаку. Благодарю вас, мсье Бурелли!

Когда вызвали второго свидетеля, словно дрожь пробежала по залу, и я увидел, что к барьеру подходит платиновая блондинка.

— Неслыханно! — прошептала Соланж.

А Ролан, коснувшись моей руки, произнес только:

— Вот это да! — Но за этим восклицанием крылось многое.

Столь необычная реакция смутила меня, и я уже собирался обратиться с вопросом к соседям, когда блондинка ответила председателю суда, спросившему ее имя и фамилию:

— Морис Альваро.

Так я узнал, что это гомосексуалист, двадцати восьми лет, известный под именем Фабианны, и занимается он проституцией. Серж Нольта познакомился с ним в баре на Сен-Жермен-де-Пре. После событий 25 апреля, спасаясь от розысков, Серж Нольта укрывался у Фабианы, на улице Бланш. Там полиция и задержала его. Председатель суда спросил у свидетеля, не делился ли с ним Нольта своими тревогами. Альваро утверждал, что нет.

— А вам не показалось необычным, — продолжал судья, — что Нольта вдруг поселился у вас?

— Наоборот! — ответил Альваро и добавил: — Ведь это не в первый раз, — подкрепив свое признание стыдливым жестом, отчего у него на руке звякнул браслет.

Председатель суда просил уточнить характер их отношений, не сексуальных, конечно, сразу же добавил он, поскольку на сей счет ни у кого не было никаких иллюзий, но финансовых. Свидетель показал на следствии, что Нольта взял у него деньги без его разрешения.

— Это верно, — признал Альваро, — но при наших отношениях деньги не играли никакой роли.

— Короче, — заключил судья, — вы поддерживали его материально.

Мэтр Гуне-Левро негодующе фыркнул на своей скамье. Он возмущенно выступил против слишком поспешных заключений. По его словам, можно пользоваться кошельком друга, отнюдь не будучи у него на содержании. Но судья тут же обратил внимание адвоката на то, что кошелек, о котором шла речь, пополнялся благодаря занятиям проституцией и что в таком случае поведение Нольта становится весьма подозрительным.

— Отметьте себе, мэтр Гуне-Левро, — подчеркнул он, — что я ни слова не сказал о сутенерстве.

Прокурор спросил у свидетеля, бил ли его Нольта. Во всяком случае, такое впечатление сложилось у его соседей по дому на улице Бланш. Один из них, которого допрашивал инспектор Дюмулен, утверждал, что слышал через перегородку пронзительные крики. Альваро ответил, потупившись:

— Он меня бил, когда я того заслуживал.

Этот омерзительно жалкий ответ вызвал веселое возбуждение среди присутствующих в зале. Люди обменивались улыбками, взглядами, в которых вспыхивали игривые искорки. Некоторые даже толкали друг друга локтем и фыркали, так что судья дважды потребовал тишины.

— Мы здесь не в мюзик-холле! — строго заявил он, и на щеках его появились красные пятна.

Снова воцарилась тишина, но атмосфера стала уже иной. Само собой разумеется, судья не изменил ни своего метода, ни тона. Он вел процесс с прежней беспристрастностью, и голос его звучал так же твердо и сурово, как и раньше. Не утратили своей серьезности и два заседателя, да и присяжные, сидящие в ряд, точно марионетки, держались с достоинством. Зато воздух в зале словно вибрировал, и в рядах царило тайное оживление, так ведет себя публика, когда театральная пьеса «захватывает». Мне казалось, что Ролан, сидевший рядом со мной, с трудом переводит дыхание, что Соланж незаметно ерзает на скамье и от нее словно исходят слабые электрические разряды, я был просто сражен. Всех этих людей интересовало лишь мелкое, второстепенное. Достаточно было парню переодеться девкой, и они начисто забывали о смерти.

Сукэ намеревался сказать все, что он думает, «ляпнуть так ляпнуть», но перед судьями он оробел, и показания его получились несколько обобщенными. Он был в конечном счете недоволен работой Шарля Пореля, тот плохо водит грузовик и неаккуратно доставляет купленные товары.

— Любитель! — твердил он.

Председатель суда пожелал узнать, что точно он подразумевает под этим определением, и Сукэ уточнил:

— Никчемный малый.

Свидетельские показания матери Сержа не вызвали никаких пререканий. Мадам Маргерит Нольта, урожденная Гайак, была невысокой женщиной с тонким голоском и жирным подбородком. Муж ее, итальянец по происхождению, дамский парикмахер, умер два года спустя после свадьбы, когда Сержу было всего только шесть месяцев. Ей пришлось работать, и она стала хозяйкой прачечной-автомата, так как покойный муж оставил ей скромную сумму денег. Когда ее спросили о характере сына, она принялась плакать, потом, утерев глаза носовым платком, заявила, что Серж был «славный малыш», но что он всегда страдал из-за того, что рос без отца.

— Если он наделал глупостей, то это моя вина, — добавила она. — Не сумела я его воспитать как следует.

— Как он вел себя по отношению к вам, когда ему нужны были деньги? — спросил судья. — Требовал их от вас?

Мадам Нольта секунду колебалась и потом выпалила:

— О, нет! Он только говорил: «Мне нужно столько-то».

— А когда вы не располагали необходимой суммой?

— Что поделаешь, давала ему, сколько могла.