Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи - [9]

Произнеся эту небольшую речь, синьор Винчи пыхтя отер лоб: он был не особенно-то красноречив и хотел поскорее покончить с делом.

От нотариуса не укрылась краска, выступившая на лице Верроккьо, и он с радостью увидел, что рисунки сына произвели на его друга сильное впечатление. Но глаза художника так же быстро потухли: у него положительно не было места в мастерской. После долгого и глубокого размышления он сказал Винчи:

– У меня нет никакой возможности взять еще ученика, Пьеро, но все-таки я возьму твоего сына. Мне кажется, это лучший отзыв о его рисунках.

Довольный нотариус поднялся и с особенным чувством пожал протянутую руку друга.

В тот же день он привел к Верроккьо сына. Взглянув на изящную, точно выточенную фигуру мальчика, Верроккьо невольно, как художник, пришел от нее в восторг.

– Твои рисунки доказывают большую наблюдательность, – сказал Верроккьо мягко, – и я охотно возьму тебя в ученики, если ты этого хочешь.

– Да, – отвечал мальчик, прямо и открыто глядя на художника, – и мне кажется, мессер, что в этом деле я оказал бы больше успехов, чем будучи помощником моего отца.

Ответ мальчика был исполнен достоинства. Он говорил со знаменитым художником как равный, без тени страха или унижения.

– В таком случае ты останешься у меня. Переговори с отцом и перебирайся хоть завтра.

Леонардо молча почтительно поклонился и вышел из мастерской. На лице его играла спокойная и счастливая улыбка…

Верроккьо пользовался хорошей репутацией между жителями Флоренции. Всем была известна его честность, его трогательное, почти отеческое отношение к ученикам. Он журил их, как своих детей, радовался их успехам, горевал об их печалях, заботился об их одежде и пище… В свободное время Верроккьо любил шутить с ними, и в эти часы его мастерская дрожала от приливов веселого молодого смеха, но зато в часы работы Верроккьо был строг и требователен.

Верроккьо занимал почетное место между флорентийскими художниками. Впрочем, он был более ваятель, чем живописец. Даже фигуры на его картинах кажутся как бы вылитыми из бронзы, написаны с большой точностью, тело хорошо передано, но несколько сухо; обращено особенное внимание на анатомические подробности. Последняя работа Верроккьо – конная бронзовая статуя предводителя венецианского войска Бартоломео Колонны, поставленная на площади в Венеции, покрыла имя Верроккьо громкой неувядаемой славой.

Италия того времени еще не освободилась от взгляда средних веков, когда в верном изображении природы усматривали нечто греховное, когда содержанием картин служили исключительно сцены из Священного Писания. Даже выдающиеся художники этого времени изображали Христа, Богоматерь и святых не иначе, как в виде каких-то бестелесных созданий, с мертвенными лицами и в неестественных позах. Всякое напоминание о верном изображении природы казалось чуть ли не святотатством. Италия только что начала освобождаться от этих условных правил, достояния суровых средних веков.

Верроккьо не пошел по пути своих предшественников. Он указывал ученикам, что одного добросовестного тру да мало для художника и прежде всего нужно наблюдать природу, учиться понимать ее.

– Чтобы написать верно человеческое тело, – говорил он горячо и убедительно своим ученикам, – надо прежде всего изучить его во всех его особенностях. Не зная анатомии, тру дно найти верное соотношение между отдельными частями.

В этой области Верроккьо знал больше, чем многие из его современников.

– Нарисуй скелет, – убежденно гремел в мастерской его вдохновенный голос, – покрой его мускулами и жилами и тогда только облекай кожей.

И увлекаясь этой жизненной правдой, художник нарисовал своего удивительного по верности природе Иоанна Крестителя. Особенно поразительна в этой картине рука пророка, с ее жилами и сухожилиями, ясно видными сквозь кожу. Это действительно рука сурового отшельника, проводящего в пустыне целые месяцы, страшная, искалеченная, ободранная от сурового труда.

«Ведь из этого источника, – говорил о Верроккьо современный ему поэт У голино Верино, – многие живописцы почерпнули все свое уменье. Почти все, чья слава теперь гремит, были обучены в школе Верроккьо».

В мастерской знаменитого художника время летело с неимоверной быстротой. Леонардо да Винчи работал с жаром под руководством учителя. Он не жалел о том, что покинул семью. Среди новой художественной семьи, связанной неразрывно и тесно одним общим интересом, он чувствовал себя как нельзя лучше.

Мама Франческа всплакнула о верном товарище ее ребяческих шалостей, но Леонардо, прощаясь, утешал ее покровительственным тоном взрослого человека:

– Тебе вовсе не о чем плакать, мама Франческа. Ты должна понять, что есть высшие интересы, ради которых бросают все, что нам дорого. А впрочем, успокойся: у меня будут отпуски, и ни одного из них я не пропущу!

Бабушка Лючия грустным взглядом потухающих глаз проводила внука, когда он оставлял родной дом: она чувствовала, что близок закат ее жизни, и, равнодушная ко всему, безучастно отнеслась к судьбе Леонардо.

Среди учеников Верроккьо было много даровитых юношей, которые сплотились вокруг нового товарища. Но самыми близкими из них были для Леонардо Лоренцо ди Креди и Перуджино. Лоренцо, на несколько лет моложе Леонардо, был так мал и жалок, что сын нотариуса сразу решил взять его под свое покровительство. Он заменил Креди мать, сестру, няньку.