Впереди - полоса - [11]

«Сейчас Логинов даст взлет и сразу же посадку», — подумал Алексей, забираясь в кабину по приставной лесенке.

Экран перед кабиной засветился, на нем появилась уходящая вдаль бетонка взлетно–посадочной полосы. Высились горы, в стороне виднелась полосатая куполообразная будка стартовой команды, за ней, в отдалении, холмик с вогнутой сеткой радара.

Прозвучала команда взлететь, сделать круг и идти на посадку.

«Посадка так посадка. Спи, малышка, сладко–сладко, если ты не куропатка».

Он запросил орнитологическую обстановку. Орнитологическая обстановка было столь же важной, как и метеорологическая. Некоторые птицы перестали бояться человека. Встретишься с птичкой на взлете — считай, в тебя снаряд угодил.

Дано разрешение на взлет.

Бетонка на экране двинулась навстречу. Пошла, пошла… побежала… понеслась!

Сейчас главное — выдержать взлетный угол. Правда, не слышно рева двигателя, не давит на тебя бронеспинка, нет намека на вибрацию, но это чепуха. Полет на тренажере — дело серьезное. Комнаты, примыкающие к залу, напичканы приборами, которые отмечают и записывают все твои действия, малейшие отклонения рулей, каждую мелочь. И от того, как ты «взлетишь» и «приземлишься» в неподвижной кабине, зависит, взлетишь ли ты сегодня на истребителе.

Странное ощущение: скалистые вершины приближаются и в то же время как бы удаляются. Машина стремительно набирает высоту и вместе с тем как бы приседает. Но вот вершины ушли под плоскости, машина, нацеленная носом в бездонную синь, «зависла», вроде перестала двигаться. Однако в следующий миг она врезалась в полупрозрачное облако, белые клочья пронеслись мимо, тут же вернулось ощущение движения.

— Делай круг и заход на посадку, — послышался голос командира звена.

— Вас понял: круг и заход на посадку.

Боковым зрением он углядел, что подошел Попов, за ним шел полковой врач. Это встревожило Алексея: комэск наверняка готовит каверзу. Ничего удивительного: если принял зачет не спрашивая, то должен проверить, насколько «поумнел» его подопечный после самостоятельной теоретической подготовки.

— На глиссаде, — доложил Алексей. — Иду по знакам.

— Понятно, на глиссаде, — отозвался Попов. — Метеорологическая обстановка усложнилась: порывистый боковой ветер, четыре балла. Будьте внимательны!

Вот это и есть каверза! Надо же придумать: боковик! Откуда ему тут взяться! Но за это надо комэску спасибо сказать, мог бы наслать ураган или «афганец».

— Первый, высоко выравниваешь!

Погрешность он выровнял быстро, приземлился точно у знака. Но замечание все–таки схлопотал!

Попов отошел к соседнему тренажу, Алексей вылез из кабины и вопрошающе взглянул на командира звена.

— С чего раньше времени выравнивать начал? — добродушно спросил Логинов. — Боковика испугался?

— Не испугался, но все–таки он отвлекал.

— Не он отвлекал, а что–то другое. По лицу было видно: ты вроде как задумался.

Рядом с Логиновым стоял Толмачев. Он внимательно слушал разговор.

— Стихи не приходили на ум, лейтенант?

— Какие еще стихи? — настороженно спросил Баталин.

— Судя по вашему лицу, вы сейчас, думаете: и на кой дьявол эскулап привязался?

— Ничего такого не думаю, — хмуро отозвался Баталин. — Но ведь и вы тоже: стихи!

— Я прослушал две записи ваших разговоров в воздухе. Вы рифмуете и напеваете, это плохо. Вполне может получиться срыв. Есть хорошие стереотипы мышления и поведения, есть вредные, есть нейтральные. Старайтесь вырабатывать у себя только полезные.

— Зачем же их вырабатывать, Олег Григорьевич? — удивился Алексей. — Я так понимаю: даже хороший стереотип — это штамп. Разве штампы могут быть полезными?

— Могут. В общем, я говорил с людьми, которые вас неплохо знают. Они заметили, что вы любите рифмовать по любому поводу. А рифмовать — это работа. Как вы ее совмещаете с другой — и очень сложной — работой в полете?

— Олег Григорьевич, я не люблю рифмовать, — искренне заявил Баталин. — Я совсем не напрягаюсь, все получается само собой. И ни разу меня это от дела не отвлекало.

— Н-ну, что ж… — Толмачев задумался. — Значит, это склад мышления. Склад, между прочим, интересный…

* * *

Баталину опять была приготовлена спарка. После вынужденного перерыва в полетах этого не миновать.

Во вторую кабину сел летчик–инструктор, заместитель командира эскадрильи, капитан, недавно вернувшийся из отпуска. С ним Баталин еще не летал.

Полетами руководил Попов.

Алексей постарался точнее выдержать угол при взлете, появилось то же ощущение, как и на тренаже: будто горы стремительно приближаются и одновременно отодвигаются. Однако ни проседания, ни «зависания» машины после прохождения над вершинами не было.

Выполнив несложное задание: короткий маршрут по прямой и дважды перемена курса, Алексей заволновался перед заходом на посадку.

— Знаки хорошо видите? — услышал он голос капитана.

— Вижу хорошо.

— Тогда не запаздывайте.

Свой полусовет–полузамечание инструктор произнес ровно, без выражения в голосе: выучка. Он понял состояние Баталина и не хотел, чтобы летчик волновался еще больше.

«Так, Алексей Дмитриевич! Посадка — это же ваш коронный номер. Делайте, как учили. Иначе опять спарка».

Выпустил шасси, закрылки — началось торможение.