Вперед, на Запад! - [76]

— Оставьте рыбу в покое, — сказал Эмиас.

Матросы были приучены соблюдать строгую справедливость при сношениях с дикарями; но на этот раз они не могли удержаться от лукавого подмигивания и от намеков за спиной капитана, что, кажется, он очень потрясен новым знакомством.

Они умели мастерски ловить рыбу всевозможными индейскими способами, и в скором времени на берегу лежало ее достаточно, чтобы накормить всю компанию.

Целый час прошел, прежде чем вновь появились индейцы, а затем из-под кустов вынырнуло каноэ, и все глаза выжидательно устремились на него.

Эмиас, надеявшийся найти остатки некоей особой расы, был очень разочарован при виде полдюжины обыкновенных ореонов, разрисованных красным орлеаном. На корме сидел седовласый старый индеец, судя по его перьям и золотым украшениям — важное лицо в маленькой лесной коммуне.

Каноэ подошло к самому острову. Эмиас увидел, что индейцы безоружны, и, положив на землю свое оружие, вышел вперед, делая дружеские знаки. Они были возвращены стариком с выражением большого интереса, и следующей заботой Эмиаса было показать рыбу, которую оставила прекрасная нимфа, и, при посредничестве индейского мальчика, дать понять кацику (по-видимому, это он и был), что чужеземцы возвращают ее. Это предложение, как и рассчитывал Эмиас, было принято с большим одобрением, и каноэ подошло вплотную к берегу, но команда все еще боялась выйти. Эмиас приказал матросам перенести рыбу в лодку.

Затем через мальчика он объявил, — таково было его обыкновение со всеми индейцами, — что он и его спутники — враги испанцев и идут воевать с ними и что все, чего они желают, — это чтобы их мирно пропустили через владения великого вождя и знаменитого воина, которого они видят перед собой. Эмиас правильно рассудил, что даже если старик не кацик, он получит не меньшее удовольствие от того, что его ошибочно принимают за кацика.

После чего почтенный старец, встав в лодке и указав на небо, землю и все окружающее, начал длинную речь. Речь старика, частью переведенная индейским мальчиком, по-видимому, означала, что весть о белых воинах уже достигла ушей говорившего, и он прислан дочерью солнца приветствовать их прибытие в эти края.

— Дочь солнца![154] — воскликнул Эмиас. — Значит, мы все-таки нашли потерянных инков?

— Мы нашли «нечто», — сказал Карри, — лишь бы оно не оказалось такой же ерундой, как и другие наши находки.

— Мы должны остерегаться обмана, — сказал Иео.

— Мы не должны бояться таких вещей, — почти злобно возразил Эмиас. — Разве я не говорил вам сто раз, что если они увидят, что мы им доверяем, то и они будут нам доверять, а если они увидят, что мы относимся к ним подозрительно, то и они будут к нам относиться так же.

И Эмиас приказал матросам сесть в свои каноэ и последовать за старым индейцем, куда он укажет. Простодушные дети лесов пропустили чужеземцев, а затем, улыбаясь, показали им дорогу через поток и через узкий, незаметный проход к спрятанной в зелени лагуне, на которой стояла не Маньоа, а маленькая индейская деревушка.

Глава двадцать вторая КАК ЭМИАС ПРЕДАВАЛСЯ ПРАЗДНОСТИ

Это была обыкновенная деревушка, расположенная под сенью пальм, с протянутыми между деревьями гамаками. Но на ней лежал отпечаток чистоты и уюта, значительно превышающий средний уровень индейских деревушек.

По-видимому, англичанам была приготовлена встреча. Дети лесов выстроились в два ряда, оставив посредине открытое пространство. Мужчины стояли впереди, женщины позади, и все были раскрашены орлеаном, индиго и украшены перьями.

Затем на середину выскочило существо, которое, наверное, не обиделось бы, если бы его приняли за дьявола, ибо его костюм был именно на это рассчитан.

На нем была шкура ягуара, с длинным хвостом, с оскаленными зубами, на голове пара рогов и черные и желтые перья, а в руках большая трещотка.

— Этот бездельник — колдун, — сказал Эмиас.

Колдун направился к дверям тщательно запертой хижины и, униженно упав на четвереньки, начал хныкать, обращаясь к кому-то, кто был внутри.

Но вот из хижины раздалось тихое, нежное пение, при первых звуках которого все индейцы почтительно склонились, а англичане удивленно замолкли. Голос был не резкий и гортанный, как у индейцев, а был похож на европейский. Голос рос и звучал все громче и громче, обнаруживая необычайную глубину и силу. Затем дверь хижины открылась, и индейцы простерлись ниц перед той самой прекрасной девушкой, с которой наши друзья столкнулись на острове. На этот раз она была одета в платье из перьев всевозможных цветов и оттенков.

Медленно и торжественно девушка подошла к Эмиасу и, указывая на деревья, сады и хижины, знаками дала ему понять, что все к его услугам, после чего она взяла его руку и робко приложила к своему лбу. При этом выражении покорности в толпе дикарей поднялись восторженные крики. Как только таинственная девушка вновь удалилась в свою хижину, индейцы тесным кольцом окружили англичан, с удивлением рассматривая их мечи, их индейские луки и самострелы, и шкуры диких животных, в которые они были одеты. Женщины поторопились принести фрукты, цветы, маниоковый хлеб и (к большому беспокойству Эмиаса) опьяняющее тыквенное питье. Коротко говоря, поддеревьями начался веселый пир. Звуки труб и барабанов сливались в дикую музыку, а гибкие девушки и юноши плясали странные танцы. Последнее так возмутило Браймблекомба и Иео, что они стали убеждать Эмиаса немедленно уйти отсюда.