Вперед, мой челн! - [2]

— Это еще как? — буркнул де Сальчедо.

— А вот как. Например, королева Изабелла могла оказаться не столь благосклонна к Колумбу, и эта вот попытка достичь Индий через Атлантику не состоялась бы. Так что мы с вами не стояли бы на палубе одной из трех скорлупок, углубляющихся дальше и дальше в Океанос[3] а брат-искромет из Лас-Пальмаса и ваш покорный слуга не вели бы через эфир столь увлекательных бесед… Или, например, вместо того, чтобы оказать Роджеру Бэкону всяческую поддержку, церковь подвергла б его гонениям, и никогда не возник бы орден, так много сделавший, дабы установить монополию Церкви на алхимию и боговдохновенное руководство в делах, считавшихся ранее сплошь языческими да сатанинскими…

Де Торрес открыл было рот, но священник повелительным жестом пресек поползновения на ответную реплику и продолжал:

— Еще нелепей — но до чего ж занятно! — звучит мысль о вселенных с различными физическими законами; как раз о том и была наша сегодняшняя беседа. И вот что показалось мне особенно забавным. Может, вы и не слышали о том, что доказал Анжело Анжелей, побросав что попало под руку с Пизанской башни: тела различного веса падают с разными скоростями. Так вот, хитроумный коллега мой с Канарских островов пишет сатиру, в которой Аристотель объявляется лжецом, а тела любого размера падают с одинаковой скоростью… Глупости, конечно, но помогает скоротать время. И пополнить эфир нашими ангелочками.

— Брат-искромет, — нерешительно выдавил де Сальчедо, — не сочтите только, будто я пытаюсь разнюхать недоступные простым смертным сокровенные тайны вашего священного ордена… Но меня донельзя интригуют ангелочки, которых реализует ваша машина… Это будет очень большой грех, если я попрошу объяснить..

Привычный бычий рев брата-искромета съехал до голубиного курлыканья.

— Грех или не грех, сын мой, все зависит от конкретной ситуации. Если позволите, молодые люди, приведу один пример. Допустим, прячете вы бутылку остродефицитного шерри и скаредничаете поделиться им с одним господином преклонных лет, испытывающим муки жажды, — это, безусловно, грех. По крайней мере, грех недеяния. Но если вы уделите этому набожному, смиренному старцу, иссушенному, как пустыня, смертельно уставшему от странствий, хоть один умиротворяющий, освежающий, возбуждающий глоток живительной влаги, всем сердцем своим помолюсь я за вас, свершивших столь великодушный, милосердный поступок. Я бы даже немного рассказал вам о нашем реализаторе. Ровно столько, чтобы не навредить вам излишним знанием, но дабы еще глубже преисполнились вы уважением к мудрости и славе нашего ордена.

Де Сальчедо заговорщицки ухмыльнулся, извлек из-под бушлата бутылку и вручил монаху. Не теряя ни секунды, тот приложился к горлышку — и звучно забулькало, исчезая, шерри. Моряки многозначительно переглянулись. Не удивительно, что столь глубоко посвященного в алхимические таинства брата-искромета послали в это скоропалительно снаряженное плавание к черту на рога. При любом исходе церковь оказывалась в выигрыше: вернется — ладно, а нет — хоть грешить перестанет.

Монах утерся рукавом сутаны и шумно, как лошадь, рыгнул.

— Грасиас[4] парни, — сказал он. — Благодарю вас от всего сердца, глубоко зарытого в этой груде жира. Вы спасли жизнь старому ирландцу, иссушенному, как верблюжье копыто, умиравшему от жажды в пустыне абстинентного синдрома…

— Поблагодарите лучше ваш волшебный нос, — прервал де Сальчедо. — А теперь, старикан, хватит скрипеть, тебя уже хорошо смазали. Давай, выкладывай что тебе дозволено об этой своей машине.

Выступление брата-искромета заняло пятнадцать минут. Потом слушателям было позволено задать несколько вопросов.

—…значит, передача идет на частоте тысяча восемьсот килохеров? — уточнил паж. — А кто такие килохеры?

— «Кило» — это по-французски, а французы переняли словечко у греков, и означает оно тысячу. А «хер» — это сокращение от древнееврейского «херувим», то есть «ангелочек». Само же слово «ангел» происходит от древнегреческого angelos и означает «посланник». Суть нашей концепции в том, что эфир кишмя кишит этими херувимчиками, крошечными посланниками. И когда мы, отцы-искрометы, давим на ключ передатчика, то можем реализовать кого-нибудь из этих бесчисленных «посланников», только и ждущих случая услужить… Итак, тысяча восемьсот килохеров означает, что в данный момент времени миллион и восемьсот тысяч херувимов выстраиваются в линию и устремляются сквозь эфир — так, что кончик носа каждого щекочут перышки крыльев предыдущего. Размах крылышек у всех этих крошечных созданий одинаков, так что если вычертить профиль всей цепочки, одного херувима будет не отличить от другого, и все ангелочки нашей дружной колонны относятся к НГВ-ангелочкам.

— НГВ?

— Небесное гармоническое воинство. Полностью моя машинка называется НГВ-реализатор.[5]

— Голова кругом идет, — признался молодой де Сальчедо. — Подумать только! Какое откровение! Почти за гранью понимания, можно сказать. И ведь длина антенны реализатора рассчитана в точности таким образом, чтобы на каждого случающегося поблизости злого духа приходилось строго определенное число ангелов праведного воинства. А катушка седуктивности накапливает злых духов, так сказать, ошую. И когда их набивается столько, что не под силу им уже переносить собственную дурную компанию, они перепрыгивают искровой промежуток и устремляются к «доброму» электроду. И бегают так взад-вперед вдоль витков, пока не привлекут внимание «крошечных посланников», праведных херувимов. А вы, брат-искромет, одним замыканием или размыканием ключа порождаете целые сонмы невидимых крылатых почтальонов эфира. И можете, таким образом, через огромные расстояния общаться с братьями по ордену.