Возвышенное и земное - [6]

– Ты очаровательна. – Это правда, подумал он, хотя она уже далеко не та хорошенькая молодая девушка, на которой он женился. Однако в этом платье она все еще привлекательна. Ее неугасимая жизнерадостность стоила тысячи поцелуев. Он сказал об этом, и она покраснела.

– Я хочу хорошо выглядеть. Ведь ты такой элегантный.

Леопольд кивнул. Действительно, его белый галстук и серый парчовый камзол с желтой оторочкой выглядели весьма элегантно – он был доволен, но ограничился словами:

– Мы должны быть хорошо одеты. А где же дети?

– Тереза приводит их в порядок.

Сначала подверглась осмотру Наннерль. Девочка чувствовала себя взрослой и волновалась. Впервые в жизни она оделась, как большая.

– Какая ты хорошенькая! – воскликнула Мама и поцеловала дочь.

А Леопольд подумал: Наннерль кажется хорошенькой потому, что юна и застенчива – тоненькая семилетняя девочка в белом тафтовом платьице с узким облегающим лифом. Он поцеловал Наннерль. Она сделала реверанс и сказала:

– Благодарю вас, Папа.

– Ты сыграешь для господина Шахтнера сонату. Четко и без запинок.

– Хорошо, Папа! – И тут Наннерль увидела Вольферля, который уцепился за ее руку. – Ой, какой он смешной!

– Наннерль! – Папа был сама строгость. – Теперь Вольферль у нас настоящий маленький мужчина.

Наннерль не соглашалась – если уж Вольферль маленький мужчина, то она-то совсем взрослая. Но промолчала, спорить с Папой опасно, он может наказать, запретить играть перед господином Шахтнером, а ей так хотелось выступать и быть центром внимания.

Вместо платьица, которое обычно носил Вольферль, Папа велел нарядить его в синие до колен панталоны, белые нитяные чулки, башмаки с пряжками из фальшивого серебра и голубой парчовый жилет. Его волосы были завиты, как у детей императрицы Марии Терезии, и Мама с гордостью подумала, что он выглядит маленьким придворным.

– Его можно хоть сейчас представить ко двору, правда? – сказала она.

Интересно, задался вопросом Леопольд, понимает ли Вольферль, как его вырядили.

– Может быть, одеть его попроще? – спросила Мама.

Леопольд заколебался, но в голове уже окончательно сложился план, и он сказал:

– Не надо. Так или иначе когда-нибудь ему придется носить этот наряд. Пусть привыкает.

Вольферль чувствовал себя очень неудобно. Панталоны слишком свободны, жилет тесен, и к тому же чешется голова. Но все, кроме Наннерль, явно гордились им, и он попытался напустить па себя важный вид.

Как только пришел Шахтнер, Леопольд повел его в гостиную читать свою статью. Закончив чтение, друг сказал:

– Исчерпывающие сведения – и все о вас.

– Я писал только правду.

– Да, о себе.

– И упомянул всех.

– По ведь здесь почти ничего не говорится ни о нашем теперешнем капельмейстере Эберлине, ни о вице-капельмейстере Лолли, а ведь оба они выше вас по положению.

– Я говорю и о них.

Шахтнср прочел выдержку из статьи:

– «Господин Леопольд Моцарт, первая скрипка и руководитель придворной капеллы». Эберлин и Лолли, наверное, в восторге от этого.

– Я написал, что капельмейстер Эберлин – прекрасный музыкант, и это действительно так.

– А Лолли?

Леопольд пожал плечами. Он знал, что Лолли должен унаследовать место Эберлина, по ведь случаются же чудеса, и он только пытался помочь чуду.

– Отличпо! – усмехнулся Шахтнер. – Вы когда-нибудь читали Макиавелли?

– Я прочел немало разных сочинений.

– И сами сочинили еще больше, если верить тому, что вы написали для Марпурга, – больше, чем кто-либо в Зальцбурге. – Не обращая внимания на протесты Леопольда, Шахтнер прочитал: – «Из приобретших известность работ господина Моцарта следует отметить значительное число симфоний, тридцать серенад, множество концертов, двенадцать ораторий и музыку к бесчисленным спектаклям…»

– Прошу вас, не надо! В ваших устах моя статья представляется чистым бредом!

– Когда Эберлин умрет или уйдет в отставку, враги, которых вы нажили с помощью этой статьи, не дадут вам занять место капельмейстера.

Леопольд резко отпарировал:

– Враги? В среде музыкантов создавать себе врагов вовсе нет нужды. Они существуют, потому что существуешь ты, потому что добиваются того же покровительства, что и ты, потому что завидуют музыке, которую ты пишешь, а они написать не могут. И по многим другим причинам. В статье я всего-навсего перечислил кое-какие свои заслуги. Шахтнер скептически улыбнулся.

– А что сказал по этому поводу его светлость? – спросил Леопольд.

– В настоящий момент он больше всего занят тем, чтобы не дать втянуть пас в войну между Марией Терезией и Фридрихом Прусским.

– А мы и не станем вмешиваться. Мы для них не представляем интереса. В этом наше главное преимущество.

– У вас здесь прочное место, а вы ищете чего-то еще.

– Я преданный слуга его светлости.

– Послушайте, Леопольд, журнал Марпурга читают по всей Германии. Вы предложили свои услуги желающим, и притом так ловко, что к вам и не придерешься.

– Это неправда, – упорствовал Леопольд. – Я надеюсь, после смерти Эберлина его светлость остановит свой выбор на мне. А почему это вас беспокоит?

– Мы с вами друзья. Я не хочу, чтобы вы портили себе карьеру.

– Только поэтому?

Прежде чем Шахтнер успел ответить, в гостиную вошла Aннa Мария. Не видели ли они Вольферля? Она была встревожена; Наннерль помогает Терезе в кухне, а мальчика нигде не видно.