Возвратный тоталитаризм. Том 1 - [167]
Таблица 91.2
Различия в степени «гордости» у респондентов из полярных возрастных групп
Таблица 92.2
Различия в степени стыда у респондентов из полярных возрастных групп
Анализ временных характеристик массового исторического сознания россиян позволяет сделать несколько предварительных выводов, указывающих на специфику институциональных механизмов его воспроизводства. Во-первых, сдвиг всех оценок в сторону недавнего времени, смещение масштабов и значимости событий. Во-вторых, зависимость общественного сознания от СМИ и каналов массовой культуры, размечающих поток актуальных событий в соответствии с приоритетами трэшевой или гламурной культуры, а не с предполагаемой системой коллективных ценностей, образующих основу национальной идентичности. А это означает, что происходящее по-разному препарируется, сортируется и оценивается в сравнении с шаблонами текущей пропаганды и стереотипами школьной истории. Иными словами, механизмов систематической проработки истории в России нет. Последнюю работу может осуществить (если учитывать опыт других стран, где это делается) только сфера публичности, общественности, в которой перманентно соединяются СМИ и ресурсы университетской профессуры, обеспечивающей непрерывную интерпретацию актуальных событий ресурсами интеллектуальной, научной, этической, культурной и социально-политической рефлексии. Несвобода российских СМИ, зависимость их от власти превращает рефлексию над происходящим в процессы забалтывания и забывания, вытеснения важнейших аспектов актуальности и, напротив, удержания самых примитивных и консервативных мифов и стереотипов понимания событий.
Именно поэтому массовое сознание по-своему размечает и удерживает то, что было важного и запоминающегося на протяжении сравнительно недолгого времени, в объеме годовой памяти. Как показывают данные регулярных опросов нашего центра, ведущиеся с самого начала его возникновения (с конца 1988 года), структура «запечатления», ценностного отбора, отделения важного от неважного отражает сочетание крайне примитивных и архаических представлений (ужаса и преодоления хаоса) и гламурности. Если проанализировать списки «важнейших событий», которые называли респонденты в ходе ежегодного новогоднего опроса «Итоги года» («Какие из событий уходящего года Вы бы назвали важнейшими?»)[365], то мы получим следующую схему выделения важнейших или памятных событий (годовой цикл; отобраны по 5 важнейших событий каждого года, занимающих первые позиции списка):
1. отклонение от нормы, от привычного порядка жизни: несчастья, катастрофы, стихийные бедствия, война (войны), теракты, массовые беспорядки, мятежи, громкие убийства – в 19 из 20 списков «важнейших событий года» явления этого рода занимали 1–2-е строчки, из 105 упомянутых событий – 50;
2. политические события, означающие смену или поворот прежнего политического курса (позитивные или негативные, что заметно реже – ожидания перемен): назначения, отставки, выборы, съезды, встречи высших лиц, переговоры на высшем уровне и заключение принципиальных соглашений – 30 событий;
3. экономические явления и решения руководства, затрагивающие повседневную жизнь и интересы большинства населения: указы о повышении пенсий, введение свободных цен, частной собственности на землю, приватизация, монетизация льгот – 18 (при этом соотношение позитивных и негативных событий 1 к 2, то есть доминирующая установка населения – ожидание плохого от власти);
4. события, затрагивающие публичный символический мир: смерть звезд (актеров, журналистов, писателей, политических и религиозных деятелей) и все чаще (по мере стабилизации) спортивные события (победы на важнейших состязаниях), а также юбилеи (7 событий). Празднование побед (разного рода) фиксируется, и во все большем объеме, только после прихода к власти Путина и постепенного снижения числа собственно политических событий. Другими словами, вытеснение актуальной политики замещается суррогатными ритуалами государственного величия.
Таким образом, вырисовывается двухтактный механизм соединения и оценки текущих событий, их предварительной «историзации», вписывания в «исторический горизонт» в качестве претендентов на национальную историю или национальный пантеон:
а) ожидание худшего, компенсируемое
б) ритуализацией государственной истории, триумфальной власти, персонифицирующей основные достижения и ценности всего целого, символического коллективного единства. Такая структура свидетельствует об отсутствии идеи и символов будущего, отсутствии институтов, которые могли бы гарантировать частному человеку нормы и правила поведения его самого и его партнеров, обеспечивающие устойчивость социального порядка.
Кажущаяся иной структура событий «большой истории» (соотносимая не с годовым циклом происходящего, а со временем нескольких поколений, то есть связанная с формальными институтами репродукции) в действительности имеет точно такую же двухслойную текстуру: первый ряд наиболее частых ответов образуют символические события, определяющие характер коллективной идентичности всего целого; второй – включает время отдельного поколения, приоритеты социального института или отдельных социальных слоев и групп (
