Возвращенный из плена - [85]

Шрифт
Интервал

— Я знаю... но все же. — Дэн вспомнил, с чего начался их разговор: — Что ты чувствуешь?

Она подошла к нему, обняла и посмотрела в глаза:

— Мне всегда казалось, что кто-то похитил Холдена, забрал его у нас.

Дэн кивнул:

— Мне тоже.

— Но мы не могли заявить в полицию или пойти его искать, потому что... — ее охватила знакомая грусть, — потому что он был рядом, сидел с нами за обеденным столом.

Муж дотронулся до ее лица. Он внимательно слушал, ловил каждое ее слово, будто сам вернулся из далеких мест — куда более далеких, чем Аляска.

— Понимаешь... — Трейси с трудом подбирала слова, — я много, очень много раз хотела сесть в машину и уехать. Я мечтала забраться далеко-далеко и поискать там нашего мальчика. — Трейси хотелось плакать, она жалела о годах, потраченных, казалось, напрасно. Но, несмотря на слезы, в глазах блеснула надежда. — А сейчас... здесь... у меня такое чувство, что вскоре я сделаю то, о чем так долго мечтала. — Она повернулась и кивнула, глядя на вход. По щекам текли слезы. — Я войду в эти двери и найду своего сына.

***

Мэнни Хокинс не сомневался, что актеры и рабочие сцены полностью готовы к спектаклю. Его последняя работа станет шедевром. Он всей душой в это верил. За последние несколько месяцев он научился ценить жизнь и больше не боялся рисковать.

Да, он многому научился у Эллы Рейнолдс и Холдена Харриса и будет помнить эти уроки, даже когда уволится из Фултонской школы. Эти дети показали ему, что значит любить. Он понял, что нельзя судить о человеке по его внешности. Мэнни научился молиться. У Холдена был свой способ; он махал локтями (Мэнни понял, что в эти минуты он обращался к Богу). Большинство актеров поддерживали Харриса. После репетиции или неудачного прогона они вставали в кружок, брались за руки и молились, хотя раньше никто не признавался, что верит в Бога.

Мэнни думал о руководстве школы и предупреждении, которое ему сделали в начале года. Директор, разумеется, придет на премьеру, чтобы пересчитать пустые места. Конец уже близко. Но это не значит, что он не может прибегнуть к тому же способу, что и Холден.

— Ну что же, юные поклонники Талии и Мельпомены! — У него в горле образовался комок. Судьба отделения драматического искусства вдруг перестала его волновать, ведь за этот год они добились куда большего, чем аншлаг. — Давайте встанем в круг.

Наверное, все почувствовали светлую грусть, которая витала в комнате. Актеры не шутили, не смеялись и не переговаривались. Занавес поднимут через пять минут. Все смотрели на Мэнни. Он подождал, пока подростки соберутся вокруг него. Холден и Элла подошли последними, но Холден вел себя так же, как любой другой ученик. Взглянув на него, Мэнни вспомнил, каким мальчик был в начале учебного года и как он, учитель, бурно возражал против того, чтобы Холден присутствовал на репетициях, потому что тот вел себя очень странно и не умел общаться с людьми.

Впрочем, все эти перемены — ерунда по сравнению с тем, что они увидят сегодня на сцене.

Мэнни кивнул Элле. Мало кто из учеников произносил молитвы перед мюзиклами в Фултонской школе. Но сегодня особый день.

— Давайте помолимся, — звонким голосом сказала девочка. — Господи, мы знаем, что Ты с нами. Ты помогал нам. — Она замолчала.

Мэнни представил пустой зал, который они увидят, когда выйдут на сцену. Он пару раз кашлянул, чтобы успокоиться. Элла продолжила, и Мэнни был поражен тем, как сильна ее вера.

— Не важно, что ждет нас сегодня вечером. Мы все равно победили. Каждый из нас полагается не только на свои силы. Господи, поддержи нас! Мы посвящаем этот мюзикл ученику, который научил нас верить в невозможное. Его зовут Холден Харрис. — От полноты чувств она замолчала. — Мы посвящаем наше выступление ему. Да святится имя Твое, Господи. Аминь.

Мэнни сильно волновался. Он боялся, что после молитвы, которую произнесла Элла, он не сможет говорить. Но премьера должна состояться. По правилам, он первым поднимется на сцену — еще до того, как зазвучит увертюра. Он войдет и поприветствует немногочисленных зрителей. Постарается не смотреть в глаза директору и другим членам администрации. Он скажет зрителям правду: им предстоит увидеть настоящее чудо.

Мэнни набрал в грудь воздуха.Господи, дай мне сил... я должен показать детям пример.Он поднял руку, призывая учеников к тишине:

— Сцена первая. Актеры, готовьтесь. — Он подтянул свой полосатый галстук и поправил лучшую белую рубашку. — Я скоро вернусь. — Он пошагал по покатой рампе и вышел на сцену. Глаза не сразу привыкли к тусклому освещению, тем более что на него был направлен луч прожектора. Не успел он осознать, что открылось его взору, как зал взорвался аплодисментами. И это был не просто знак вежливости со стороны отдельных зрителей!

Он услышал бурные, оглушительные, громоподобные аплодисменты!

Мэнни остановился, у него затряслись колени. Он всегда гордился своим хладнокровием, ведь каждый год в Фултонской школе на премьере разыгрывалась настоящая трагедия: зрителей было мало. Но сейчас он не мог удержать слез и так и не дошел до микрофона — не мог сдвинуться с места. Мистер Хокинс не верил своим глазам.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.