Возвращение Воланда или Новая дьяволиада - [3]

И он спросил, что все-таки надлежит делать с его пьесой. Сутеневский отвечал, что ничего не делать. Надо выждать момент, когда «наш дурак»… (так завлит аттестовал главного режиссера)… будет в настроении, и подсунуть ему для прочтения. Урванцев согласно кивал головой. Но спросил, не будет ли пользительно, если главному режиссеру кто-нибудь позвонит. Назвал несколько фамилий достаточно высокого начальства. Сутеневский отвечал, что звонки только разъярят главного режиссера и вызовут негативную реакцию – в последнее время он возомнил себя пупом Земли, ни с чьим мнением не считается, а если уж кого и слушает, то только его, Сутеневского.

Они вышли на бульвар, пересекли проезжую часть. Стали с поднятыми руками у края тротуара, принялись ловить такси или, на худой конец, левака.

– А может, устроить дружескую встречу? – не отставал Урванцев. – В ресторации или на холостяцкой квартире. В непринужденной обстановке, за бокалом вина, и поднять вопрос…

Сутеневский объяснил, что все эти дружеские встречи, и даже с приглашением дам, ровным счетом ничего не стоят и ни к чему путному не приводят. Главный напивается в первые пятнадцать минут, а на следующий день ни за что не вспомнит, где был, с кем, кто поставил угощение и напитки. Остается одно – запастись терпением, доверившись во всем ему.

Мимо проносились такси, но все с пассажирами. С зелеными огоньками ни одного. Да и леваки в последнее время стали жутко капризны.

– Обидно, что тема пьесы, что называется, с пылу, с жару, – продолжал гнуть свою линию Урванцев. – Там, за океаном, идет страшная борьба – поддерживать нашу перестройку или нет. Представляешь, как это может прозвучать, срывание всяческих масок!..

Он взмахнул рукою, показал, как он срывает маски, и неловко задел Сутеневского. Завлит отшатнулся и чуть не упал, но Урванцев вовремя его подхватил. Оба рассмеялись.

– Как обувка? – неожиданно спросил Урванцев, кивнув на боты Сутеневского.

– Не говори! – отвечал тот. – Какое-то чудо. Главное, ни у кого в Москве таких нет. – Да я и сам, сколько ни езжу, не встречал…

Сутеневский рассказал, как народный артист республики Петрищев, завидя на Сутеневском необыкновенные боты, аж затрясся от зависти. Предлагал отстегнуть за них любую сумму, но Аркадий Михайлович на торговую сделку не пошел, отчего Петрищев впал в полное уныние.

– Отдал бы, – добродушно обронил Урванцев.- Я тебе еще приволоку. Руководство по-новой собирается в заграницу, поеду освещать визит.

По-прежнему никак не удавалось схватить машину. Один левак, правда, остановился, но, узнав, что ехать совсем близко, на улицу Герцена в Дом литераторов и разговор всего лишь о трешке, захлопнул в гневе дверь и укатил.

– А может, как в старые добрые времена? – От обсуждения достоинств импортной обуви Урванцев вернулся к прежней теме, к драматургической. Дабы расшифровать новую свою идею, он развернул в воздухе правую ладонь, затянутую в кожаную перчатку, а левую уточкой, по касательной, под нее подсунул. Сутеневский наблюдал за манипуляциями политического обозревателя поверх очков.

– Наш дурак не берет, – глухо произнес он, догадавшись, что предлагает Урванцев. – И добавил: – По крайней мере, у тебя не возьмет.

На том разговор прервался. Затормозил еще один левак. После уговоров и повышения ставки до пяти рублей он согласился везти Сутеневского с Урванцевым в Дом литераторов, куда они отправлялись «по предварительному соглашению», как было это позже зафиксировано в милицейском протоколе, отужинать в тамошнем ресторане. Придет время, мы к ним вернемся…

Глава 2. Мои советчики (авторская ремарка)

Я закончил первую главу. С ходу написал еще две, целиком посвященные биографии Якушкина. (При окончательной правке романа они вылетели). И тут меня взяло сомнение, стоит ли продолжать? Те участки головного мозга, что ведают воображением, тотчас выдали образ путника в запыленном платье у подножья высокой горы. Жуткое по своей банальности слово «путник» заставило меня содрогнуться. Но, кроме шуток, никогда прежде я не писал романов, чтобы из отдельных глав. Одни лишь короткие рассказы.

В затруднительных ситуациях советуются. У меня водилось двое приятелей, причастных к литературе. Один из них, как и я, писал короткие юмористические рассказы и с гораздо большей, чем я, ловкостью пристраивал их в журналах и газетах, где имелись отделы сатиры и юмора. В отличие от меня, научного сотрудника в НИИ химического профиля, он нигде не работал. Прожить на мизерные гонорары было невозможно, и он подрядился выступать с чтением своих произведений в разных аудиториях. Путевки на выступления ему давали в каком-то «Бюро по пропаганде литературы». Однажды он уговорил меня съездить вместе с ним. Не для того, чтобы тоже выступить, а поглядеть, как на деле выглядит эта самая «пропаганда».

Отведав прелестей во всех, без исключения, видах городского транспорта, мы добрались до некоего ЖЭКа, в двух шагах от кольцевой дороги. Нас встретила женщина в ватнике и шляпе из ядовито-зеленых синтетических перьев, остроносенькая, с лицом, напоминающим собаку породы «колли». Она провела нас в полуподвальное помещение, именуемое «красным уголком», и сказала, что народ сейчас соберется.