Возвращение воина - [36]

Будучи не из тех, кто терпеливо сносит оскорбления, Кристиан схватил его за грудки:

— Выбирай выражения, Люциан, а не то я поколочу тебя за оскорбления и не посмотрю, дурак ты или умный.

Но его гнев не возымел на шута никакого действия.

— В таком случае бейте меня, коли вам угодно. Уверяю вас, никакой удар кулаком не сравнится с тем ударом, который вы нанесли этой ночью своей жене.

Потрясенный этим откровением, Кристиан выпустил его.

— Что ты о ней знаешь?

— Все. Ни в сердце, ни в голове ее нет ни единой тайны, в которую я не был бы посвящен. Все эти годы я был единственным ее другом. Я был рядом, когда ее отец избил ее за то, что она отказалась развестись с вами. Я был рядом, когда ее брата казнили, а ее посадили под замок чахнуть в неволе, потому что ее отец боялся, что она тоже набросится на него. И я был рядом несколько минут назад, когда вы разбили ей сердце и убили единственную мечту, которую она позволила себе лелеять.

Не обращая на шута внимания, Кристиан пытался переварить услышанное. Адару били? Сажали под замок? Неужели такое возможно?

— Что ты сказал?

— Что слышали. Я потратил впустую тысячи часов моей жизни, слушая, как она поет вам дифирамбы, словно вы благородный и добрый принц, который придет и окажется тем мужчиной, которого она достойна. В тот день, когда вы явились к ней во дворец, чтобы заключить с ней брак, на вас было синее, отделанное золотом одеяние и вы ехали верхом на сером в яблоках жеребце.

Кристиан припомнил, что так оно и было.

— Ваш отец был ростом с великана, говорил раскатистым голосом и был облачен в черную с золотом мантию. У него были красиво подстриженные золотистые волосы и смеющиеся голубые глаза, которые лучились всякий раз, когда он смотрел на вашу мать. Она была красива, как ангел. Черные волосы ее были уложены кольцом на ее непокрытой голове, и на ней были алое платье и золотистая мантия, отделанная топазами и бриллиантами.

Кристиан был потрясен. Люциан описывал это так, словно был там. Более того, он знал такие подробности о родителях Кристиана, которые забыл даже сам Кристиан.

— Всякий раз, когда ваши родители садились, ваш отец то и дело клал руку на плечо вашей матери, чтобы поиграть ее серьгой и мочкой уха. Время от времени он наклонялся к ней и шептал на ушко слова, от которых она заливалась краской и смеялась. Вы, не смущаясь, подбегали к родителям, и они брали вас на руки и крепко прижимали к себе. Ваша мать всегда щекотала вас, прежде чем отпустить поиграть.

— Откуда ты это знаешь?

— Адара. — В устах Люциана ее имя звучало как молитва. — Она запечатлела в памяти каждую мелочь о вас и ваших родителях. Известно ли вам, что у нее есть позолоченная шкатулка, которую она хранит дома в своей комнате, и в этой шкатулке находится все, к чему вы прикасались, пока были во дворце? У нее есть нож, которым вы пользовались за обедом. Кубок, из которого вы пили. Однажды вы с ее братом играли в саду в догонялки, и от вашей туники оторвалось украшение, когда вы пробежали чересчур близко от роз ее матери. Она сохранила и его тоже, и каждую ночь, прежде чем лечь спать, она открывает шкатулку и перебирает то единственное, что связывает ее с мужчиной ее грез. Она даже спит на подушке, на которой спали вы, когда были там.

— Почему?

Люциан сверлил его взглядом.

— Потому что она видела любовь, которую питали друг к другу ваши родители, любовь, которую они питали к вам, и с той поры она горит желанием вкусить подобную любовь. Ее отец не был добрым человеком. Он был королем и не доверял никому — даже собственным детям. Родители никогда не нянчились с ней. В ее жизни не было ни игривой щекотки, ни нежных объятий или поцелуев. Только мать, которая бросила ее на попечение бесчисленных нянек, и отец, который вспомнил о ней только тогда, когда казнил ее брата, и ему пришлось обучать ее королевским обязанностям.

Кристиан молча слушал.

— Но прежде чем покинуть дворец вместе с вами, ваша мать сказала ей, что через шесть лет вы вернетесь, чтобы скрепить ваш брак. Она пообещала Адаре, что, если она будет хорошей, целомудренной и послушной женой, вы будете любить ее точно так же, как ваш отец любил вашу мать.

На глаза Люциана навернулись слезы, когда он посмотрел на Кристиана так, словно тот был отбросом общества.

— С тех пор она лелеяла эту мечту в своем сердце. Почему, вы думаете, она приехала за вами? Она могла бы подделать вашу цепочку, найти любого светловолосого мужчину и представить его своим подданным как короля. Они бы не заметили никакой разницы. Но она не сделала этого. Даже когда отец сказал ей, что в ее же интересах будет развестись с вами и найти другого мужа, она отказалась. Ей нужен не король, Кристиан. Ей нужен муж. Ей нужны вы.

Кристиан не поверил ему.

— Ей безразлично, кто ее муж.

— Вы глубоко заблуждаетесь, — процедил Люциан сквозь зубы. — Послушайте, как она говорит о вас. Вы для нее не король и не принц. Для нее вы — муж. Она всегда называла вас только так. А вы пренебрегли ею и вышвырнули вон. Она полагала, что, увидев ее, вы встретите ее с сердечностью и почтением, что вы будете похожи на отца и станете обращаться с ней, как он обращался с вашей матерью. А вместо этого вы выбросили ее и отвергли. Адара горда, и тем не менее она предложила себя вам не как королева, а как женщина — нагая и сгорающая от желания, потому что в ее глазах вы были ее мужем, ее защитником. Вы не представляете, сколько раз я заставал ее сидящей с отсутствующим взором, в то время как рука ее покоилась на шее, поглаживая серьгу, словно она мечтала о том, как вы касаетесь ее так же, как ваш отец касался вашей матери. Сколько раз она говорила мне, что ее муж, а не король вернется за ней.