Возвращение в Средиземье - [20]

В этот момент до них донеслись печальные звуки эльфийской песни:

Я не знаю кому

И зачем это нужно,

Кто послал нас сюда

Не дрожащей рукой.

Только так бесполезно,

Так зло и ненужно

Променяли мы жизнь

На блаженный покой.

Выйдя из кустов, Арагволд и Сати с удивлением обнаружили, что поёт Гэлион. Среди слушателей находился и Утэр, который делал вид, что ничего не произошло. Дворецкий между тем продолжал:

Я не знаю зачем

Вы играете нами,

То минутный каприз

Иль холодный расчёт,

Но голодные эльфы

Вдаль уходят рядами,

И оплаченный рай

Предъявляет свой счёт.

— Элберет твою Гилтониэль! — оценил Беарнас.

— Я не знала, что ты ещё и песни поёшь, — удивилась Ромашка.

— Поживи с моё, и не такому научишься, тем более в этом нудном Валиноре, — отозвался Гэлион, возвращая лютню Маэлнору. — К тому же меня учил сам Феарнас. Кстати, эту песню тоже он сочинил. Как и «Балладу о Феаноре».

— Элберет твою Гилтониэль! — восхитился Беарнас. — Феарнас хоть и родился в Лихолесье в душе настоящий Авари!

— Представляете, я триста лет не пил пива, не дрался с орками и не видел ни одного гнома! Сейчас я просто отдыхаю душой!

— Кстати, об отдыхе, почтенный, — вмешался Моторин. — Не пора ли нам заняться орками?

Глава 16. Красавица и чудовище

Тёмно-зелёное море листвы затихло, словно перед бурей. Даже чёрные белки куда-то попрятались. Под прикрытием Лихолесского сумрака Отряд Спасителей окружил стоянку гоблинов.

Эльфы беззвучно занимали позиции. Авари, чувствовали себя здесь как рыба в воде, а Гэлион вообще вернулся в родную стихию. Проскользнув неслышными тенями, четыре эльфа с четырёх сторон нацелили на врагов не знающие промахов луки.

Бродо тоже вложил стрелу в тетиву своего лука и обложился метательными ножами. Эльфийский клинок перегрелся от вида врагов и рвался в атаку, но на таком расстоянии был бесполезен. Вот если дойдёт до рукопашной…

Гномы нетерпеливо поигрывали секирами. Наконец-то можно разгуляться! Ведь порубить извечного и злейшего врага — святое дело.

Арагволд, как и все, рвался в бой. Но кто-то должен был остаться позади, охраняя женщин и Утэра, которому по-прежнему не было доверия. Карлик Карлсон тоже приготовил свой мечик и делал вид, что защищает Сати и Ромашку.

— Орки, сдавайтесь, сопротивление бесполезно! — строго потребовал Амрод.

Но гоблины сбились в кучу и, скорчив зверские рожи (для чего им особенно стараться не пришлось), приготовили ятаганы.

— Если сдадитесь, мы гарантируем вам жизнь.

— Врёшь, эльфяра! — прорычал старый орк. — Я не верю ни одному твоему лживому слову!

— Погоди, отец, не все же эльфы плохие.

— Заткнись, Шуршак! — сердито рявкнул третий. — Ты ещё слишком мал и глуп! Эльфы — злобные и беспощадные расисты, они никогда не берут пленных. Эльф не может быть хорошим!

— Ты не прав, Пушдук. А как же те Три Эльфа, которые приходили нас просвещать? Они же называли нас братьями.

— Элберет твою Гилтониэль! — не вытерпел Беарнас. — Так ведь это ж были мы! Мне ещё глаз подбили!

— Вот видишь, опять врёт! — проревел Пушдук. — Глаз-то у него целый.

— Так уже прошёл, Элберет твою Гилтониэль! У нас, эльфов, быстро всё зарастает.

— Надо попробовать ему поверить, — сказал Шуршак, бросая на землю свой ятаган. — Голос, вроде, знакомый, да и про Элберет я уже где-то слышал. Давайте отложим оружие и поговорим как цивилизованные существа.

— Клянусь кровью Митлонда! — вскричал Маэлнор, опуская лук. — Семена просвещения всё же дали всходы!

— Всем разоружиться! — распорядился Амрод.

— Да вы что… — попробовал возразить Утэр, сам не имевший при себе оружия. Но Моторин вовремя дал ему локтём под дых, и у гондорца почему-то пропала охота спорить.

Обе стороны, недоверчиво поглядывая друг на друга, сложили оружие.

Вблизи внешность гоблинов оказалась ещё более отталкивающей. Худые, тощие, волосатые, криворукие и кривоногие с грубой морщинистой кожей грязно-коричневого цвета и в такой же грязной, задрипанной одежде, они вызывали отвращение у всех прочих рас Средиземья. Картину довершали жёлтые зубы с выпирающими клыками, раскосые глаза и специфический запах больше похожий на зловоние.

Даже Амрод, Беарнас и Маэлнор, Эльфы Востока, посещавшие с просветительской миссией Мордор, уже несколько отвыкли от жуткого вида орков и с трудом скрывали неприязнь. Легко рассуждать о Блудных Детях Эру на приличном расстоянии, но, находясь с ними нос к носу, даже мудрый Амрод начинал сомневаться в своих теориях. «Надо абстрагироваться от внешности, возможно, мы тоже не соответствуем их идеалам красоты», — приказал себе предводитель отряда. «Мой брат Каин, он всё же мой брат, каким бы он ни был, мой брат Каин», — повторял, словно мантру, строчку из собственной песни Маэлнор. Беарнас мысленно ругал всех валаров, начиная с Тёмного Врага Мира Моргота и заканчивая Светлой Королевой.

Что уж говорить о Гэлионе, принадлежавшем к Эльфам Запада и весьма далёком от прогрессивных идей о Блудных Детях Единого, которым нужно помочь вернуться на путь к Истинному Свету. В Валиноре такие идейки сочли бы глупой и опасной ересью, но ведь Лихолесским эльфам валары не указ.

Арагволд происходил из истерлингов, для которых орки были когда-то союзниками, так что он не имел против них особых предубеждений, но и приязни к ним никогда не питал. «Насколько всё же симпатичнее на их фоне урукхаи! — подумал Арагволд. — Конечно, за исключением некоторых уродов из Рейха!» И милый образ Кэшты, королевы урукхаев, стал для него ещё прекраснее.