Возвращение в Арканар - [15]

– Будешь учить ируканский.

Потом все втроём шли в спортзал. Тренировались жёстко, на измор, по системе субакса, которым несчастный Ангелов отродясь не занимался. Он страдал, а начальство рычало не по-человечьи, а успокоившись добавляло, что с такой реакцией все они – уже сто лет, как "Кара бака ", и что место им всем нынче в чумном обозе.

Потом Петя перемещался домой. Едва переставляя негнущиеся ноги, добирался до кровати и проваливался в сон с неизменной последней мыслью: завтра же, утром, писать Сидорову, заклинать всеми богами отправить на любой из полюсов – но забрать из этой пыточной. Он уже не видел, как Руди нависал над видеофоном, связывался с десятками номеров, как они с Джереми встречались со странными, иногда совершенно жуткими людьми, и что те делали дальше. Он не знал, что по всей планете, в десятках библиотек, спортзалов и тиров мучительно рычат и ругаются люди – на адовом пути возвращения к себе.

Вернуть удавалось не всех.

Джордж Ленни сошёл с ума после того, как его друга-однокурсника сожгли заживо меднокожие варвары, а он наблюдал, не имея права вмешаться.

А вот Сергей Кожин. Один из самых результативных наблюдателей. Личность почти легендарная. В своё время полдесятилетия координировал работу всех землян на планете. За это же время написал три фундаментальных исследования, в которых расширял и дополнял базисную теорию феодализма. По его книгам учились и Антон, и Джереми. Плюнув на принцип невмешательства, освободил из Весёлой Башни и вывез в Соан Кингу Араканарского. Наверное, он рассчитывал на то, что победителей не судят. Ведь именно на основании этого прецедента Институт посчитал возможным внедрить принцип ограниченного бескровного вмешательства. Он был прав. Победителей не судят, их лечат. Когда Кожину предложили вернуться в дело, он посмотрел на Антона тусклым взглядом, помолчал. Потом тихо произнёс:

– Мне это больше неинтересно. Прошу прощения.

20 января 34 года

…Через пару месяцев Антона пригласил к себе Сидоров. (Атос – для друзей и за глаза)

– Рад вас видеть, Руди. Как, освоились?

– Благодарю, Михаил Альбертович, вполне.

– Контролируете архив, значит.

– Думаю, что да.

– А Роберт Скляров, значит, сам пропавших детей нашёл?

– Сам, – безмятежно согласился Антон.

– Сам… А ракопаук с Буковой-12, получается, сам сэппуку сделал?

– Сделал, – Антон принял вид "лихой и придурковатый", коий положено иметь перед ликом начальства, дабы "не вводить в смущение разумением своим".

– Допустим. А во имя чего он это сэппуку совершил, не подскажете ли? Или это флюктуация такая?

– Флюктуация, – главное побольше убежденности в голосе, – а мы-то напугались, думали – совсем карачун. А он – бац – и сдох.

– Руди, зачем это вам?! – в голосе Атоса клокотало бешенство, но глаза искрились смехом.

Всей Галактике было известно – Атос-Сидоров неудачник. Безнадёжный и окончательный. Всеми, без исключения, провалившимися делами Сектора руководил именно он, как становилось известно после громкого разбора на следующий день. Крохи его успехов тонули в море неудач. Это становилось притчей во языцех – успехи у рядовых сотрудников – и крах за крахом у начальства.

Но, несмотря на это, Сектор работал эффективно. Заинтересовавшись, Антон поднял старые отчёты, где и обнаружил, что неудачи постигали как раз те операции, к которым Атос был непричастен. И ответственность за них он брал исключительно постфактум, прячась за чужие неудачи.

– Хорошо, Руди. У меня задание для вас. Вы должны найти человека. Опасного человека. Поступить с ним вы вправе по своему усмотрению. В идеале этим человеком интересуется доктор Александров, на предмет реморализации, но никаких инструкций давать не стану. Решать будете на месте. Любое из принятых вами решений будет мной одобрено.

31 января 34 года

Он нашёл её в полумраке зала Леонардо.

Она сидела на полу, поджав под себя ноги. Худенькая. Чуть раскосые синие глазищи смотрели куда-то вдаль. На коленях у неё лежал планшет. Летал по белому листу карандаш, стремительно набрасывая первые контуры эскиза.

Такой Антон увидел её впервые за эти десять лет.

Сабина Крюгер. Пугало всего Института. В ней каждый видел себя – каким мог бы стать – и это было страшно.

Впервые планета услышала о ней пятнадцать лет назад – талантливый, невероятно одарённый ребёнок. В 11 лет она писала удивительно светлые стихи, позже ею же положенные на музыку. Их – в её же исполнении – до сих пор брали с собой в дальние экспедиции. В 12 увлеклась живописью, говорят, перед одной из картин Сабины полчаса простоял в молчании сам великий Сурд. В 13 – закончила школу. Ей пророчили великое будущее, Сабина пошла на курсы Наблюдателей. В 16 оказалась в Эсторе.

Тогда-то они повстречались впервые – опальный дон Румата и фрейлина императрицы, блистательная дона Ита. В ту встречу Антона поразила её непосредственность и какая-то внутренняя свобода.

А через год Сабина пропала. Предполагали самое плохое. Как им казалось, самое. Поиски ни к чему не привели, а искали на совесть. Потом она начала убивать. Фантазия её была неисчерпаема – арбалет и яд, духовая трубка и кинжал фанатика.