Возвращение Скарамуша - [127]

— Вы слышали заверения этого человека. Видите, как он рассчитывает на друзей в Париже, точнее — на друга? Этот несчастный находится под влиянием заблуждения, будто бы во Франции по-прежнему правят тираны, только одни из них просто-напросто сменились другими. Он и его Парижский друг весьма скоро обнаружат свою ошибку. — Андре-Луи повернулся лицом к арестованному. — Мой секретарь фиксирует каждое ваше слово, так что взвешивайте их тщательно, иначе Комитет общественной безопасности сумеет оценить ваше красноречие по достоинству. Если позволите дать вам дружеский совет — лучше помолчите. Вы здесь не для того, чтобы говорить, но для того, чтобы слушать.

Тюилье бросил на него свирепый взгляд, но благоразумно внял совету. Андре-Луи был краток.

— Допрашивать вас нет необходимости. Дело завершено. По документам, находившимся в вашем распоряжении, установлено — и установлено вполне точно — что вы арестовали Торина и отправили его в Париж по распоряжению гражданина Сен-Жюста. Обвинение в заговоре, на основании которого Торин был арестован, целиком и полностью ложно. Установлено полное отсутствие какого-либо заговора вообще. Этот факт косвенно подтверждается тем обстоятельством, что помимо Торина обвинения не предъявили ни одному из заговорщиков. Как я уже указывал вам, ни одному человеку до сих пор не удавалось составить заговор в одиночку. В ходе расследования обнаружилось, что Сен-Жюст увёз жену Торина в Париж. У нас есть сделанные под присягой заявления сестры и кузины Торина, которые подтверждают этот факт. Всё население Блеранкура готово подтвердить, что Торин негодовал и возмущался поведением представителя Сен-Жюста, что могло принести последнему заслуженную дурную славу. Это объясняет причины, по которым гражданин Сен-Жюст расправился с обманутым мужем, бросив его в тюрьму.

Представителю Сен-Жюсту придётся ответить за своё бесчинство, когда я предоставлю отчёт Комитету общественной безопасности. Вы ответите за сообщничество в этом отвратительном акте тирании, в этом гнусном злоупотреблении доверием народа. Если вы можете привести в своё оправдание какие-то доводы, способные смягчить вашу участь — извольте.

— Мне нечего сказать. — Лицо Тюилье исказила ярость. — Всё это абсурдные домыслы, за которые вы поплатитесь головой. Вы сунули свой нос в опасное дело, гражданин, и скоро вы это обнаружите. И вы туда же, кретины! Этот человек ведёт вас, словно стадо баранов, на бойню.

— Уведите его, — распорядился Андре-Луи. — Отправьте арестованного обратно в тюрьму, пусть находится там до прихода приказа из Парижа.

Изрыгающего проклятья Тюилье вытащили из комнаты. Его место занял Бонтам. С ним Андре-Луи разделался ещё быстрее. Ни для кого не было секретом, что в течение последнего года гражданин Бонтам приобретал обширные участки земли в Ля Бос. Андре-Луи показал, что цена этой земли составляет приблизительно полмиллиона франков. Он объяснил, каким образом ему удалось установить, что Бонтам выступает лишь в роли посредника Сен-Жюста, который снабжает его деньгами. Таким образом, земли, о которых идёт речь — собственность Сен-Жюста. На имя Бонтама они записаны с целью скрыть бесчестные приобретения представителя Сен-Жюста.

Бонтам подтвердил всё сказанное.

Буассанкур составил резюме по делу Бонтама и по делу Тюилье. Андре-Луи потребовал, чтобы каждый член комитета поставил под этими документами свою подпись.

Резюме завершали грозное досье, с которым Андре-Луи покинул наконец Блеранкур. На жителей маленького городишки этот визит произвёл неизгладимое впечатление. Блеранкур был потрясён до основания. Вооружённый досье, Андре-Луи рассчитывал столь же основательно потрясти Париж.

Глава XLI. МЕЧ ЗАНЕСЁН

Андре-Луи вернулся в Париж в середине нивоза, то есть в первые дни нового года. Он не мог бы выбрать более удачного времени для возвращения. Час для нанесения последнего сокрушительного удара пробил.

Борьба между партией анархии и партией умеренных, а точнее — жестокая схватка между негодяем Эбером и титаном Дантоном подошла к концу. Раздавленный тяжестью красноречия Дантона, который ухитрился сделать из соперника посмешище, дебила, способного лишь превратить революцию в объект ненависти и насмешек, обезумевший Эбер попытался возглавить мятеж. Этим он подписал себе смертный приговор.

Предвидя его поражение и желая ускорить конец, Робеспьер пробудился от бездеятельного созерцания, в котором до тех пор пребывал, и включился в борьбу. Он понимал, что вскоре ему самому предстоит померяться силами с победителем, и, желая укрепить свои позиции, напустил на Эбера своего доблестного оруженосца Сен-Жюста. Этот ужасный юноша с блестящими глазами, смотревшими на мир с бесконечным состраданием, нанёс мятежнику смертельный удар пламенной страстной речью, пересыпанной восхвалениями чистоты и добродетели.

Эбер и его союзники были арестованы за участие в заговоре против государства. Их участь была предрешена.

Итак, арена для решающей битвы за власть была расчищена. Сторонники Дантона и Робеспьера уже примеряли доспехи. Если бы Дантон одержал верх, он мог бы, по убеждению де Баца, сыграть во Франции ту роль, которую в Англии сыграл Монк, использовавший своё влияние для реставрации трона. Но если падение Робеспьера было бы вызвано бесчестьем, запятнавшим его партию, если бы голодающему народу стало ясно, что их обманывала шайка продажных, корыстолюбивых мерзавцев, лицемерно прикрывающихся доктринами равенства и братства ради собственной выгоды, тогда конец революции и революционеров стал бы делом решённым. Надежды де Баца сменились бы уверенностью.