Возвращение - [18]

Шрифт
Интервал

 - Может, - подумали они, - русские с ума сошли…

 Двое хитроумных басмачей-штрафников утром совершили самострелы: с расстояния в несколько метров выстрелили себе в ладони из немецких винтовок.

 - Такое карается расстрелом… - решил безжалостный комбат.

 В узкой впадине-овраге Калмыков поставил на исполнение приговора пятерых автоматчиков-одесситов. Залп - одного расстреляли. Поставили второго, здорового мужчину. Залп - и мимо! Ещё залп - и тоже мимо!

 - В царское время, - сказал один из одесситов, - при казнях, если оборвалась веревка или пуля не сразила приговоренного, его оставляли в живых. 

 - Тогда расстреляют нас…

 На следующий день Калмыков с утра мотался по ротам на лыжах. К вечеру крепления на лыжах заледенели, а ножа нет. Он достал револьвер, перестрелил верёвки и бегом к своим пулемётчикам греться. Вдруг посыльный.

 - Калмыков, к командиру дивизии!

 Пришлось опять обуться во всё ледяное. Пришёл, доложил о прибытии. За столом сидели Вольский, начальник особого отдела Токарев и комиссар полка Крупник. Особист почему-то с первой встречи возненавидел его.

 - Ну-ка, разувайся! – грубо приказал Токарев.

 - Зачем?

 - Поступила информация, что ты умышленно нанёс себе увечья.

 - Для чего?

 - Воевать надоело…

 Майор дёрнулся что-то сказать, но сдержался. Он молча снял подбитый кожей валенок.

 - Покажи ногу, вторую. – Токарев внимательно осмотрел голые ступни. – Ничего…

 - Я же говорил, что он не «самострел». – Обрадовался Вольский и налил полную кружку: – Давай комбат выпьем!

 Когда офицеры выпили разбавленного спирта, «особист» мрачно сказал Калмыкову:

 - Украинцев ставь впереди огневых точек… Рядом, по возможности, сибиряков и позади дзота - комсомольца или коммуниста!

 - А смысл?

 - Чтобы не сбежал к немцам украинец, тот, у которого семья в оккупации. То же относится и к тем из местных, у кого семья осталась «на той стороне».

 - У меня не сбегают!

 - А как же Ведерников.

 Комбат слегка изменился в лице. Этот штрафник давно сидел у него в печёнках. Николай Герасимюк, начсанвзвода, доложил ему, что один солдат пьёт по целому стакану соляного раствора и стоит на часах в окопе без движения, отчего у него опухают ноги.

 - Кто «опухнет», того под трибунал за дезертирство! - Герасимюк, это зло пресёк, предупреждая в ротах.

 Калмыков вспомнил подробности о Ведерникове и быстро ответил:

 - Этот «сачок» шёл на всё, чтобы избежать передовой. Он начал опиваться солью, но был разоблачён.

 - А ты куда смотрел?

 - Вёл разъяснительную работу, а этот сектант-евангелист из местных жителей решил дезертировать.

 - Верни его как хочешь.

 Майор мрачно кивнул головой и вышел.

 - Где я его искать буду? – мучился он.

 Оказалось ему, уже помог счастливый случай. В мглистую ночь, находясь в первых дзотах на посту, Ведерников ушёл в сторону противника. Здесь «нейтралка» шла зигзагом и как бы натыкалась на проволочные заграждения соседа справа. Дезертир сбился со своего направления и, подойдя к заграждениям соседа, крикнул:

 - Сталин - капут!.. Плен! Плен!

 Красноармейцы сразу не сообразили: сумасшедший «фриц» или кто ещё?

 - Может, обезумел и вместо Гитлер кричит Сталин? – гадали они.

 Когда дезертира завели в блиндаж комбата Филатова, то тут же и разоблачили. Потом привели Ведерникова в батальон. Вскоре был вынесен приговор трибунала: « За дезертирство расстрелять!»

 В лог, где был когда-то КП батальона, созвали всех местных, по нескольку красноармейцев из рот, чтобы никому не было повадно. Командовал чекист Токарев.

 - Готовься! – крикнул он бодрым голосом.

 Вывели Ведерникова, десять стрелков после прочтения приговора собрались дать залп.

 - Я не могу держать оружие в руках… вы понимаете, мне нельзя! – Скороговоркой умолял он палачей. - Бог вас накажет!

 - Нам твой бог не указ! – засмеялся Калмыков.

 Ведерников успел перекреститься, но вдруг начался артиллерийский обстрел. Все рванули бегом в лог, а приговорённый упал на месте. Калмыков под обстрелом хотел вернулся к Ведерникову.

 - Может, притворяется и собрался снова смыться. – Беспокоился комбат.

 Хорошо, что вовремя заметил, как вокруг головы смертника расплывалось кровавое пятно. Артобстрел прекратился, врач констатировал смерть.

 - Осколок снаряда вошёл в мозг…

 - Не помог Ведерникову его боженька! – с облегчением сказал майор и пошёл успокаивать нервничавших азиатов.

 Через неделю миномётной миной ему оторвало обе ноги и густо изрешетило осколками верхнюю часть туловища.

Глава 5

После заключительного боя у полустанка Капище рядового Сергея Косикова вывезли ночью на крестьянской подводе, а затем переложили в фанерный кузов грузовика, где были устроены двойные дощатые нары для перевозки раненых.

 - Считай парень, повезло крепко! – сказал измазанный кровью санитар.

 - С чего бы?

 - Утром в настоящем госпитале будешь, а то некоторые помирают, сутками ожидая отправки…

 Вместо матрасов  на досках лежала солома и кровавые тряпки. Машина оказалась сильно перегруженной: раненых было много.

 - Дождь что ли идёт?

 Сергей лежал на нижних нарах и, приходя в себя от толчков на ухабах, ощущал какой-то странный дождь, капавший на него сверху. При разгрузке в госпитале санитары ахнули:


Еще от автора Владимир Шатов
Между жизнью и смертью

Мы расстались с Григорием Мелеховым, в тот момент, когда он вернулся на родной хутор. А как сложилась дальше его судьба? судьба его родных и близких?Читайте об этом в новом романе Владимира Шатова "Дон течёт к морю".


Сталинград

Яростным пламенем заполыхала на берегах Волги Сталинградская битва. Насмерть стоят защитники города. И не причём здесь "Приказ № 227" "Ни шагу назад". Просто знают они, что за Волгой для них земли нет.Перепутаны и без того непростые судьбы наших героев. Опалены сражением. В пылающем Сталинграде находит Григорий Мелехов старшего сына. И там же теряет его в горниле войны...


Ни шагу назад!

Продолжение романа Владимира Шатова "Дон течёт к морю". Началась Великая Отечественная война. Мелехов, Кошевой, Шелехов и другие казаки на фронте. Воюют с немцами, как и в Первую Мировую. Им приходится отступать и на казачьи земли приходят оккупанты. До тех пор, пока не выйдет знаменитый Приказ № 227 "Ни шагу назад!".


Ковчег

На что надеяться во время КАТАСТРОФЫ? И какая, в сущности, разница, что это за катастрофа: Всемирный Потоп или Ядерная Зима. Надежда одна - Ковчег.


Рекомендуем почитать
Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика

Алексей Николаевич ТОЛСТОЙПублицистикаСоставление и комментарии В. БарановаВ последний том Собрания сочинений А. Н. Толстого вошли лучшие образцы его публицистики: избранные статьи, очерки, беседы, выступления 1903 - 1945 годов и последний цикл рассказов военных лет "Рассказы Ивана Сударева".


Приёмы партизанской войны за освобождение родины

Оружие критики не заменит критику оружиемКарл Маркс.


Туманы сами не рассеиваются

Настоящая книга целиком посвящена жизни подразделений пограничных войск Национальной народной армии ГДР.Автор, сам опытный пограничник, со знанием дела пишет о жизни и службе воинов, показывает суровость и романтику армейских будней, увлекательно рассказывает о том, как днем и ночью, в любую погоду несут свою нелегкую службу пограничники на западной границе республики.


Дембельский аккорд

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Медыкская баллада

В книге рассказывается о героических делах советских бойцов и командиров, которых роднит Перемышль — город, где для них началась Великая Отечественная война.


Ях. Дневник чеченского писателя

Origin: «Радио Свобода»Султан Яшуркаев вел свой дневник во время боев в Грозном зимой 1995 года.Султан Яшуркаев (1942) чеченский писатель. Окончил юридический факультет Московского государственного университета (1974), работал в Чечне: учителем, следователем, некоторое время в республиканском управленческом аппарате. Выпустил две книги прозы и поэзии на чеченском языке. «Ях» – первая книга (рукопись), написанная по-русски. Живет в Грозном.