Возвращение росомахи - [70]

Людская молва гласила, что в этих скалах обитают злые духи, охраняемые кровожадной стаей волков-оборотней. В награду за верную службу духи заманивают в скалы путников и отдают их на растерзание оборотням. Поэтому даже бывалые охотники остерегались сюда забредать.

Как-то, уже после первого снега, Боцмана, отдыхавшего на скале, разбудил громовой рев. Встревоженный кот подполз к краю площадки. Внизу, у ручейка, выбегавшего из родниковой чаши, он увидел дерущихся медведей, не поделивших берлогу.

На арену боя, черным пятном выделявшуюся на сияющей белизне снежного покрова, даже сейчас, в самом начале баталии, страшно было взглянуть: земля изрыта, камни выворочены, деревца переломаны и втоптаны в грязное месиво.

Битва была упорной. Исполины сошлись в непримиримой схватке: грозно рявкали, не размыкая могучих объятий, рвали друг друга клыками и когтищами, но ни один не желал уступить. Наконец более крупный оттолкнул от себя соперника, и тот распростерся на снегу с разорванным горлом.

Взъерошенный победитель устало сел и, озабоченно склонив окровавленную голову, стал прижимать передними лапами что-то переливчато-блестящее к животу. Боцман не сразу понял смысл этих странных манипуляций, но, наконец, разглядел, что медведь заправляет в разорванное брюхо вывалившиеся кишки.

Огромный зверь жалобно охал, но, пересиливая боль, мужественно продолжал страшную процедуру. Потом завалился на бок и весь день лежал так в ожидании смерти. Берлога осталась пустой…

* * *

Девятнадцатая для Боцмана зима пересекла границу самой продолжительной ночи, и настала пора сильных морозов. Густая зимняя шуба и дичь в достатке позволяли коту и в это суровое время жить справно.

За месяцы, проведенные в Белых скалах, кот стал забывать свои прежние страхи и беды и медленно выходил из постоянно напряженного состояния. Ограниченные пределы каменного острова уже не устраивали его, и он стал спускаться на впадину, забираясь с каждой вылазкой все дальше и дальше. Благо, топи промерзли, а буреломы занесло снегом.

Наконец настал день, когда след ночного бродяги достиг складчатых отрогов, за которыми дыбились изрезанные ущельями горы, такие громадные после Белых скал, что у Боцмана даже дух захватило. Легко поднявшись на первый предгорный увал, он остановился, пораженный: перед ним тянулась бесконечная двойная колея — след зимних ног человека.

Настороженно прислушиваясь, кот окинул взглядом тайгу: спокойно кормится на березе стайка рябчиков; весело шныряет сойка. Ничто не говорило о близости двуногих.

Боцман помнил, как легко и приятно ходить по плотно накатанной колее: снег на ней не проминается и не рассыпается, но он не забыл, какую смертельную опасность может таить эта коварная тропа, и, несмотря на усталость, благоразумно перепрыгнул через лыжню и пошел дальше в избранном направлении по целине.

Не обнаружив в горах ничего примечательного, он повернул обратно. Когда приблизился к парному следу уже в новом месте, то чуть не наступил на белого «червя» с вонючей черной головкой. Так же пахло возле ободранной охотниками Кисточки! От этого воспоминания приглушенная и, казалось, забытая ненависть к людям ожила и вновь зашевелилась в сердце Боцмана.

Он пошел вдоль следа на достаточном расстоянии и вскоре увидел большую снежную кочку с куском мяса в углублении. Кот знал, что это привлекательное сооружение — западня, поэтому поспешил удалиться. На гребне увала его внимание привлекли резкие удары. Они неслись со стороны ключа. Подойдя поближе, кот увидел логово двуногих. Боцман затаился и стал наблюдать. Вот дверь распахнулась, и показался человек. Спускаясь к ключу, он скрылся из виду. Когда же вновь появился из-под берегового обрыва с охапкой дров, изумлению Боцмана не было предела — он узнал в охотнике своего заклятого врага — Рыжебородого. Того самого, кто убил Кисточку, жестоко истязал его самого. Волна ярости, нарастая с каждой минутой, обуяла рысь.

Рыжебородый еще несколько раз выходил и заходил обратно в логово. Потом из трубы с напором повалили клубы дыма. Боцман тем временем углядел свернувшегося под большим навесом черного, с белыми пятнами, пса и вознамерился прикончить его, но опыт подсказывал, что сейчас не лучшее время для исполнения этой затеи: месть лучше вершить в метель, скрывающую все следы.

Путано-петляющим следом он вернулся в Белые скалы и не покидал их, пока внутренний барометр ни подал сигнал: ночью будет снегопад!

Когда Боцман подобрался к стану промысловика, уже стемнело, а на тайгу обрушились первые снежные заряды. Над логовом метались в дыму недолговечные «красные мухи». Собака лежала на своем месте и, казалось, спала. Но, как только кот подкрался на расстояние прыжка, она приподняла морду, и их взгляды скрестились. Пес оглушительно залаял, хлопнула дверь, громыхнул выстрел.

Перепуганный Боцман поспешил раствориться в белой кутерьме. Происшедшее не обескуражило его. Оно еще раз напомнило, что успех сопутствует терпеливым.

В следующий визит кот был осмотрительней и выжидал подходящего момента, зарывшись в снег, до глубокой ночи. Неслышно ступая лапами, опушенными густой, жесткой шерстью, он невидимой тенью приблизился к собаке вплотную. На этот раз она едва успела испустить предсмертный вопль.