Возвращение росомахи - [68]
Наконец стена слепящего огня одолела последний увал и, как туго наполненный парус, понеслась по долине наискосок от пристанища Боцмана.
Кот, спавший под плотным навесом ветвей ели, наконец почувствовал неладное и открыл глаза. Мимо пронесся черной молнией подпаленный заяц. Высунувшись из-под зеленой кровли, Боцман вмиг сообразил, что и ему надо бежать со всех ног, но только куда? Где спасение?
Огонь, освещая дорогу факелами смолистых крон, с треском катился по левому берегу старицы, оставив еловый массив на правой стороне, где находилась рысь, нетронутым. Горячий ветер обжигающей волной спешил впереди огня, прокаливая деревья и покусывая хвосты замешкавшихся зверей. Те, достигнув реки, без промедления бросались в воду и плыли, сносимые сильным течением, на другой берег. Часть животных, не умеющих плавать, металась по галечнику или стояла в мелководье. Хищники здесь не обращали внимания на потенциальную добычу — страх смерти и общая беда примирила всех.
Ветер тем временем сменил направление. Колеблющийся фронт огненного вала, взметая на устрашающую высоту горящие сучья, куски корчащейся от жара коры, перекинулся через суженье старицы на правую половину елового массива и покатился вдоль подножья гряды прямо на Боцмана. Нашпигованный раскаленными угольками огненный вихрь поразительно быстро запустил в ельник жадные, всепожирающие щупальца. Одно из них, догнав рысь, бесследно слизнуло кисточки на ушах и подпалило спину.
Обезумевший Боцман забрался под обрыв, где наткнулся на барсучью нору, и в ужасе забился в самую дальнюю камеру.
Пожар, охватив всю правую сторону долины, рвался теперь через реку. Но, к счастью, ни одна искра не пережила полета через водяную преграду и не достигла зеленой стены левобережной тайги.
Ткнувшись в широкую ленту воды, пламя злобно затрещало в худосочном ивняке. Быстро таяла, пожирая саму себя, языкастая стена. Вот уже синие сполохи забегали по россыпям углей. Жар, медленно уходя вглубь, накидывал на землю серое покрывало. Река, усыпанная пеплом, подхватила удушливый запах гари и понесла его вниз к пенистым шиверам[37].
Не скоро Боцман высунул морду из горячей норы. Вместо непролазной, спелой тайги перед ним простиралась безжизненная дымящаяся черная пустошь, утыканная уродливыми скелетами деревьев. Ни на земле, ни в небе не было ни единого живого создания. Ветер тоскливо завывал в изъеденных огнем стволах. От угольных громад суставчато потрескавшихся осин все еще отдавало жаром.
Прокопченный прибрежный ивняк, словно ажурный забор, делил округу на две части: выгоревший до черноты погост с одной стороны и изумрудную чащу за рекой — с другой. Кот, внимательно выбирая места, пошел к берегу, но все равно иногда все же наступал на тлеющие изнутри головешки и обжигал подушки лап. Путь к реке стал настоящей пыткой.
Зато, переплыв на не тронутый пожаром берег, Боцман забрался в скалы, где наконец смог остудится от жара «взбесившегося солнца».
Дождавшись темноты, Боцман стал подниматься в поисках пропитания по долине ключа. Пройдя от устья шагов двести, он уперся в едва заметную даже вблизи преграду — туго натянутую капроновую сетку. Перегораживая весь распадок, она оставляла узкий проход лишь возле отвесного склона.
Ученый кот надолго замер, прислушиваясь и принюхиваясь. А когда решил, что опасности нет, осторожно шмыгнул в открытый проход. Но не успел он сделать и трех шагов, как сбоку громыхнуло и его оглушил удар по голове. Когда Боцман пришел в себя, то почуял в воздухе запах пороховой гари. Опять эти люди! И летом не стало спасения от них.
Его спасло то, что самострел настораживался в расчете на часто проходивших здесь оленей. Пуля лишь скользнула по затылку, срезав полоску шкуры.
Медленно накапливающаяся усталость от постоянного, назойливого преследования человеком должна была, в конце концов, вылиться либо в беспощадную месть, либо в поиск недоступной для людей глухомани. Покладистый, уравновешенный Боцман выбрал второй путь и двинулся на северо-восток, в лесные дебри, не тронутые опустошительными пожарами.
Пройдя морщинистое нагорье и перевалив через безжизненную громаду Главного хребта, Боцман начал спускаться по серым сланцевым уступам высокой гряды в неведомый доселе край. Кота давно мучила жажда, и, наконец, он услышал шум падающей воды.
Мощный ключ бугристым фонтаном бил прямо из щели между скальными плитами. Пробежав совсем немного, вода плавленым серебром срывалась вниз и летела в сиянии радужной пыли, медленно разделяясь в воздухе на сверкающие гроздья.
Налакавшись прозрачной, как слеза, влаги, рысь спустилась в обширную маристую равнину, обрамленную зубцами далеких гор, и сразу попала в буйные заросли травы, такие густые и высокие, что они скрыли длинноногого кота целиком. Пройдя их, он углубился в тесную, перестойную чащу. Процеженные густыми ветвями пучки солнечных лучей едва освещали проходы между сучкастых стволов елей и пихт, обвешанных косматыми бородами лишайника.
В этом непроницаемом, насыщенном влагой, несмотря на двухмесячную сушь, лесу царила мертвая тишина. Застоявшийся воздух был насквозь пропитан гнилостными испарениями. На земле повсюду валялись трухлявые стволы, обомшелые сучья. Между ними поблескивали черные оконца затхлой воды.
