Возвращение пираньи - [12]

Пока что происходящее как нельзя лучше напоминало те убогие шпионские романы, где настойчиво прокламируется, что жизнь шпиона состоит главным образом из белых смокингов, охлажденных напитков, шикарных ресторанов и роковых красоток.

Смокингов на них, правда, не было, но оба щеголяли в белых костюмах, сосали исключительно охлажденные напитки, ресторан при отеле «Трес Крусес» (что означало «Три креста») был не из дешевых, а каждая вторая красотка в невесомом платье, проплывавшая по площади то-ли-девочкой-то-ли-видением, с первого взгляда казалась роковой — не говоря уж о каждой первой красотке. И эта райская жизнь — сиеста, кейф, безделье — длилась вот уже четыре дня. Так что успели исчезнуть следы многочисленных прививок, хранивших от здешних прелестей вроде холеры, желтой лихорадки и вовсе уж экзотических хворей.

Не далее как вчера дошло и до красоток — не только роковых, но и, как выяснилось, сговорчивых, знавших курс доллара не хуже финансистов из Национального банка. Нужно было только знать, к которой подойти, чтобы не нарваться вместо очаровательной профессионалки на орду разъяренных мужей, отцов и братьев. Кацуба в этом разбирался — как он заявил Мазуру, подобные эскапады просто необходимы, иначе могут принять за парочку гомиков, которых здесь традиционно не любят. Убить не убьют, побить не побьют, но мысленно поставят клеймо, а это где-нибудь да помешает… По здешним понятиям, здоровый мужик, три дня спавший в одиночестве, — личность еще более подозрительная, нежели субъект в темных очках, украдкой фотографирующий фасад местного генерального штаба.

Они обосновались в старой части города. Отель стоял на овеянной дыханием веков площади, окруженной столь же старыми, колониальной архитектуры, домами, куда ни глянь — украшенные лепкой старинные фасады, каменное кружево на стенах, резные балконы, низкие уличные фонари. Все это сохранилось прекрасно, поскольку последний раз здесь всерьез воевали сто двадцать лет назад, когда индейские отряды прорвались в предместья столицы и напрочь выжгли несколько кварталов. Правда, это случилось как раз на противоположном конце города и больше не повторялось.

— А это что за индивидуум? — спросил Мазур, показывая на огромную бронзовую доску с завитушками, государственным гербом и массой прочих дизайнерских излишеств.

Центральное место в бронзовой композиции занимал барельеф длиннобородого субъекта преклонных лет, отдаленно смахивавшего на пожилого Энгельса, что было, конечно же, вздором, поскольку мемориальная доска выглядела довольно старой, а за простое упоминание об Энгельсе здесь еще двадцать лет назад можно было бесследно раствориться в воздухе…

— О! — сказал Кацуба, обрадованный случаю поболтать. — Светлая личность, доктор Кабрера.

— Эпидемию какую-нибудь поборол?

— Не совсем… Доктор юриспруденции. Ровно сто лет назад, когда скоропостижно скончался президент, сей достойный муж с «кольтом» в руке влетел на траурное заседание правительства, пальнул в потолок и торжественно объявил, что решил избрать новым президентом себя. Ну, во дворе стояли с полной выкладкой две драгунские роты, а посему правительство поспешило признать, что это гениальная идея. И просидел он на троне аж двадцать два года. Это, скажу тебе, был тип! — поведал Кацуба со столь гордым видом, будто сам выпестовал Кабреру и был духовным наставником. — Однажды в него пальнула залпом целая рота почетного караула из курсантов военной академии — и ни одна пуля в цель не попала, представляешь? То ли руки тряслись, то ли в самом деле ему, как болтали, колдун навесил амулетик. Был еще случай… Приходит к Кабрере один из министров и объявляет: мол, двенадцать человек, все министры, хотят вас убить, и я один из них, но не могу поднять руку на отца нации и спешу донести с перечислением фамилий… — Он сделал театральную паузу.

— И получил орденок? — предположил Мазур.

— Пулю в лоб он получил. Тут же. Но только не из черной неблагодарности, а оттого, что остальные, все одиннадцать, уже успели прийти и настучать… Мораль: лень наказуема. Ну а потом Кабрера ухитрился рассориться с американцами — то ли цену на бананы поднял, то ли прихлопнул кого-то не того. Короче, на этой самой площади, примерно вон там, где торчит мороженщик, по его «кадиллаку» и хлестанули из трех пулеметов. Так что и амулет не помог — быть может, оттого, что стрелки, подозревают, были приезжими… А в общем, бывали тут нумеро уно и почище. При Убико на улицах запрещалось собираться больше одного — не фыркай, я тебе подлинный указ цитирую. И ведь сидели по двадцать лет, черти, это тебе не Панама, где в сорок девятом за пять дней сменилось три президента, да и четвертый продержался недолго… Я тебе не надоел за три дня этими лекциями?

— Отнюдь, — сказал Мазур. — Все равно делать нечего. И нет уже никакого терпения, я не хуже тебя понимаю, что через пару недель начнется зима, то бишь сезон дождей, и в джунглях станет еще паскуднее… Что ж второй секретарь так копается?

— Ничего не поделаешь, — серьезно сказал Кацуба. — Будь ты хоть второй секретарь, хоть генеральный. Здешняя бюрократия, браток, такова, что наши чиновнички, знай они подробности, сдохли бы от черной зависти… Это еще дней на несколько. Подожди, скоро и нам придется в компании с секретарем болтаться по инстанциям — личное присутствие и все такое, узнаешь, почем фунт здешнего канцелярского лиха… А в целом нам все же повезло, что эта «птичка» гробанулась именно тут. Мы в «морской полосе», в климатической зоне, на которую влияет Атлантика. Окажись мы километров на двести южнее, узнал бы ты, что такое настоящая жара. Там, правда, джунглей нет, зато ландшафт не уступает лунному, воды днем с огнем не отыщешь, не говоря уж о годной в пищу живности… Вот, кстати, о живности. Есть в здешнем меню немало вкусных и насквозь экзотических яств. — Он положил руку на роскошную темно-бордовую папку с золотым тиснением. — Как насчет скарабеев со свининой и овощами? А еще — красноногие кузнечики, маринованные в лимонном соке с солью, жареные муравьи, клопы-вонючки по-мексикански…