Возвращение на Подолье - [54]

— Ну, тогда это не обжорство. Кем был его отец?

Она чмыхает и кончиком пальца притрагивается к его носу.

— Ты хочешь сказать это гены.

— Вполне возможно.

— Не думаю, что его отец был одним из трех толстяков.

— Ну, тогда все ясно, — смеется Василий. — Свежий воздух и хорошее общество.

Наконец с "МакДональдсом” покончено. Они выходят на улицу.

Несмотря на огромное количество поглощенной пищи, Филипп резвится словно молодой жеребенок.

— А теперь куда? — спрашивает Василия Стелла. — До вечера еще далеко.

— Поехали на Старый Арбат. Филиппу не помешает километровый марш-бросок.

На Арбате всегда интересно. Что-то здесь есть неуловимое и привязчивое, заставляющее возвращаться еще и еще.

— Волна демократии схлынула, — говорит Стелла. — Года два тому здесь был Вавилон. От поэтов до коробейников, от художников и музыкантов до шпагоглотателей и юродивых.

— А теперь куда они подевались? — спрашивает Василий.

— Никуда не подевались, Васек, стоит кому-либо вновь развернуть деятельность, менты так отметелят дубинками, мать родная не узнает.

Шестилетний Филипп уникальный ребенок. Его память столь же феноменальна, как аппетит.

— Мам, а вот “Риони”… Помнишь, с дядей Сашей мы здесь ели шашлык. Хочу шашлык!

Стелла пытается его вразумить.

— Сошел с ума, животик разболится.

— Не разболится. Васек, — тянет Василия за руку, — пошли на шашлык.

Запах настоящей пищи возбуждает аппетит. Они съедают по шашлыку, запивая белым вином. “Черт побери, от такого запаха любой карлаговский зэк вмиг потеряет сознание.”

Они выходят на свежий воздух. Теперь он уже по-настоящему необходим.

— Стелла, как твой малый, доволен?

Она прижимается к его плечу.

— Очень, Васек, в тебе он чувствует настоящего мужчину.

— А что, их ему не хватает, настоящих мужчин? — непроизвольно съехидничал он.

— Когда много, значит нет никого, — спокойно реагирует она. — А вообще-то, не говори, Васек, пошлостей.

Он извиняется и примирительно целует ее в ухо. Она мгновенно воспламеняется, он смотрит на часы.

У Филиппа слипаются глаза. Вихрь потраченных и полученных каллорий утих. Он хочет спать.

— Нам бы тоже не помешало вздремнуть, — говорит Василий. — Куда поедем?

— Только не в гостиницу. Если администратор часто отмечается с клиентами, кого-нибудь из персонала обязательно жаба задавит. Подумают, гребет валюту лопатой.

Она вот-вот что-то предложит, напряженно на него смотрит. Он вспоминает заповедь Чейза: “Мужчина должен быть терпеливым”.

— Махнем к моей подруге, — Стелла вытаскивает из своей сумочки замысловатый брелок. — Вот уж кому везет. Уехала с Конюховым в Амазонию охотиться на крокодилов.

Василий удивился. Этот сопляк когда-то чуть не деградировал в комсомольских тусовках, затем пытался издавать книги…

— Ты не шутишь? Она действительно с Конюховым?

— Точно, он теперь продает бензин. Не курит, не пьет, но гоняется за каждой юбкой.

Подруга Стеллы фотомодель. Двухкомнатная квартира набита журналами. Буквально на каждой плоскости разбросаны фотографии с ликом хозяйки.

Они укладывают Филиппа на роскошный диван, сами отправляются в спальню.

Ее мощное, широкобедрое тело, с элементами вульгаризма, заставляет его стонать от наслаждения. Она садится на него и волна блаженства уносит Василия куда-то далеко-далеко от кошмарной реальности, которой так полна его жизнь.

Филипп спит три часа и все три часа эрекция держит Василия в стальном обруче.

Когда Филипп просыпается, Василий, успокоенный, сидит в кресле и смотрит телевизор. Стелла принимает душ. За эти три часа любой зэк отдал бы десять лет жизни. В затуманенном мозгу Василия трепещет мысль: “Спасибо, Господи! Ты все же нашел нужным подарить мне наивысшую точку блаженства в человеческом бытии”.

V. Необычное предложение

Франц, Наташа и Таня еще спали. Харасанов проверил обойму и вложил “вальтер” в наплечную кобуру.

Они встретились на Цветном бульваре у входа в цирк. Харасанов умышленно выбрал это место. Неподалеку шумел рынок, присутствие азербайджанца и казаха особенного внимания не привлекало.

Одетый в шикарный реглан, при ярком галстуке, Жарылгапов походил на респектабельного бизнесмена.

Харасанов был одет проще. Широкий и длинный хэбэшный плащ он выбрал обдуманно. В складках плаща вполне мог поместиться арсенал Шварцнегера.

— Ты один? — осведомился Жарылгапов. — Почему не взял художника? Заодно я смог бы ему кое-что предложить.

Вдоль сквера, на расстоянии пятнадцати метров друг от друга фланировали остроухие охранники Касыма.

— Я один, а вот ты свою персону оставить боишься. Какого черта ребятам не даешь поспать, притащил их в такую рань?

Жарылгапов улыбнулся.

— Им за это бабки платят, и вполне приличные. Они, Костик, даже по ночам обязаны не спать. Так что ты их не жалей.

— Ладно, Касым, поболтали и хватит. У нас с тобой со вчерашнего дня разговоры ни о чем. Если бы я при нашей последней встрече в Казахстане гонял порожняки, ты бы сейчас в зоне искал чай для расчета с педерастами. Говори конкретно, что ты хочешь за документы?

Болотные глаза вспыхнули и Харасанов физически ощутил грудью толчек злой энергии этого человека. “А ведь какой-нибудь слабак в его руках — орудие для достижения любой цели. Не удивительно, что он ходит в лидерах.”