Возвращение на Подолье - [51]

Василий звонит в другую дверь. Появляется физиономия белобрысого парня, который явно пьян и принадлежит к классу пролетариев. Его можно взять проверенным путем.

— Земляк, с меня пузырь. Укажи, как найти Кузьму. Вместе когда-то работали.

Василий мгновенно получает ответ.

— Сейчас прийдет, пошел в киоск за пивом.

Он широким жестом приглашает Василия в квартиру и продолжает:

— Вместе с Кузьмой соображаем, проходи, будешь третьим.

Бухариков в своей жизни Василий видел достаточно. Информация его вполне устраивает.

— Вот, держи пять баксов, купи чего нибудь покрепче. И покажи киоск, мне с Кузьмой нужно двадцать минут побазарить.

Белобрысый в душе ликует. Тем не менее, сохраняя достоинство, важно говорит:

— Ты там моего друга долго не задерживай, а киоск — как выйдешь с подъезда, налево, за углом дома.

“Господи! Неужели это Кузьма?” Пятым в очереди стоит обрюзгший небритый мужчина в старом облезлом пальтишке. На ногах валенки — и это в начале октября.

— Кузя, Кузя! Мерин висложопый, не узнаешь?

Тот смотрит выпученными потухшими глазами, пытаясь вспомнить.

— Н-н-не… Гриша, что ли?

— Ну, мерин, дошел!

Василий хватает его за ворот “москвички” и вытаскивает из очереди.

— Коваль я, Бешеный из Карлага.

Он весь затрясся, вцепился в рукав его пиджака.

— Коваль, Коваль, неужели освободили?

— Освободили, на этот раз не раскрутился. Но зарекаться — сам знаешь…

— Понимаю, понимаю, — он весь дрожит, — сейчас возьму пива и пойдем ко мне.

— Брось, Кузьма, какое пиво? Слышишь, не брыкайся.

Он тащит его к соседнему киоску.

— Водку “Золотое кольцо”, бутылку бренди и десять банок немецкого пива.

Кузьма испуганно на него смотрит.

— Жрать у тебя тоже, наверное, голяк?

— Ага, голяк, — в тон ему говорит Кузьма.

Василий берет две банки тушенки и они отправляются к Кузьме.

Просторная запущенная квартира. На кухне грязная посуда, ворохи нестандартных бутылок, затхлость и уныние.

— Кузьма, пошли в комнату, меня сейчас вырвет.

— Да, да, сегодня собирался делать генеральную.

— В чем дело, Кузьма? Как мог ты, заслуженный юрист, до такого докатиться?

Он скептически улыбается. Наконец человеческое лицо.

— Был заслуженным до зоны. После Карлага никому не нужен. Иногда сдаю комнату, так и живу.

Василий внимательно на него смотрит. Денег он ему даст, в остальном, кажется, уже поздно. Василий смешивает водку с бренди, себе наливает стакан, ему — грамм сто. Они выпивают.

— Кузя, мне нужен набор ксив[54]! Не одну, не две, а целый набор.

Ему захорошело, лицо озаряется.

— Я понимаю, Коваль, но это очень дорого. Тебе не поднять.

— Это не твои проблемы, говори сколько.

Он что-то шамкает губами, явно боясь произнести цифру.

— Говори, Кузя, не волынь.

— Десять штук зеленых, а может и больше.

— Такие бабки у меня есть, вернее, будут до конца недели. А они быстро сделают?

— Быстро, недавно звонили, просили найти клиента.

Василий смотрит на него и не узнает того крепкого мужичка-боровичка, зоновского табельщика в хорошо подогнанном мелюстине.

— Ох, Кузя, Кузя! До чего ты докатился? Оказывается, деградировать можно не только в зоне.

Он вздыхает.

— Брось, Коваль, хорошо хоть квартира осталась. Нужно сказать спасибо покойной матери.

— Мать матерью, Кузя, а семью такому человеку как ты, завести необходимо. Тебе сколько лет?

— Пятьдесят с маленьким хвостиком.

— Имея квартиру и путевую женщину, в пятьдесят можно родить футбольную команду.

— Пробовал, Коваль, не получается. В зоне растренировался, а на свободе один спорт — литробол.

— Мне тебя искренне жаль, но чем помочь? Ты умнее меня в сто раз.

Он допивает ёрш.

— Что толку с этой головы, если вторая не работает?

Василий отстегивает ему триста баксов и они расстаются до субботы.

Итак, до субботы нужно десять тысяч. Ох, до чего не хочется брать хату. Вешать на себя новый эпизод. В принципе, попадись он им, срок у него уже есть и притом большой. Пятерку влепят даже за нарушение паспортного режима. Ведь он рецидивист. Фальшивая прописка — это уже червонец.

Денег у него около семи тысяч. Вместе с шубами будет все десять. Они в камере хранения. Придется перешагнуть через себя. Побороть брезгливость. “Вор-рецидивист брезгует сам сплавлять барахло. Кому скажи, не поверят.” Но это точно. Процесс торговли вызывает в нем сначала бешенную злобу, затем отвращение и упадок сил. Откуда это, он не знает. Какие-то странности организма.

Минетчица Эльвира ужасно надоела. Она постоянно торчит в квартире. Нет, так дело не пойдет, пора опять в гостиницу. В Измайловском комплексе лица у администратов не такие, как на Окружной. Здесь публика побогаче. Лица у “церберов” менее агрессивны.

— Девушка, милая, отблагодарю по большому счету, нужен хороший номер.

Не поднимая глаз она бросает:

— Подожди двадцать минут, постараюсь придумать.

“Придумает, с таким сексуальным лицом и яркими вывернутыми губами обязательно придумает. Кстати, если удастся устроиться, нужно будет обязательно ее снять”.

Ого, у него классный номер. Ванная сверкает голубой плиткой. Телефон, цветной телевизор, даже есть холодильник. Для гостиницы, пусть даже московской, это уже много.

За двадцать баксов чаевых Стелла пристроила его в этот номер на десять суток. Во времена большого переселения народов