Возвращение на Подолье - [25]

— Ты, земляк, какой-то непонятливый, — в тон ему бросил Константин. — Сам, что ли, молодым не был? Посмотри, какая чудесная степь.

Водитель расхохотался.

— Ну, ты, пахан, даешь! Возьми за сиденьем фуфайку. У меня дома есть еще, а вам пригодится.

Харасанов знал, что на въезде в город их уже ожидает патруль. И еще он знал, что в данных о нем, предоставленных солдатам ВВ и милиции, как о беглеце, стоит “ОСОБО ОПАСЕН”. При случае, любой из солдат посчитает за счастье его пристрелить.

Они обогнули микрорайон и торопливо вошли в подъезд облезлой пятиэтажки. На лестничной площадке третьего этажа Таня позвонила. Дверь не открывали. Как это делают молодые самоуверенные люди, Таня подолгу не отрывала палец от кнопки звонка. Наконец за дверью послышались шорохи.

— Какого черта так рано? Наташка, ты, что ли?

— Нет дома, — шепнула Константину Таня, — но не пойму кто там.

— Это я, Таня. Наташкина подруга.

— От Наташи, что ли? Подожди, сейчас открою.

В дверном проеме стояла молодая девушка с распущенными волосами. Воспитанная в духе черного города, она грубо бросила:

— Я Светка, Наташкина сеструха. Ну чё вылупились, проходите.

Большая четырехкомнатная квартира напоминала кладбище погибших кораблей. На полу валялись ворохи тряпок. Посреди гостиной стоял диван с поломанными ножками.

Света вытащила из кармана пачку “Беломора”, закурила.

— Старики запили, хотят продать хату и свалить в деревню. Лично я никуда не поеду. С меня хватит, и так всю жизнь прожила в задолбанной Пролетарке¹.

Несмотря на свои двадцать лет, Света была смышленной девушкой. Она поняла, что этот нерусский зрелый, сильный мужчина доводится подружке ее сестры не отцом. Она угостила их чаем, затем ушла в отдаленную комнату.

— Эй, молодые, идите спать, отдохните с дороги. Наташа говорила, что будет в больнице десять дней. Не сегодня завтра нарисуется.

Они прошли в импровизированную спальню. На полу лежали два матраса и груда одеял.

— Разбирайтесь сами, — крикнула Света. — У меня больше ничего нет. Что было, старики, пока не уехали, пропили. Я схожу за хлебом, а потом тоже буду досыпать.

Харасанов открыл окно и облокотился на подоконник. Простирающуюся за домом степь уже озарило красное утреннее солнце.

Далеко-далеко, словно размытые, виднелись дома Нового города. Вырваться из этой местности, которая много лет была огромным концентрационным лагерем, не представлялось возможным.

Татьяна его позвала. Когда он оглянулся, дыхание перехватил жгучий ком. Перед ним стояла молодая обнаженная девушка ослепительной красоты. Распущенные волосы червонным золотом спадали на высокую грудь и расстилались вдоль обнаженного тела. Легко, как ребенка, он взял ее на руки и поцеловал в пухлые, сочные губы. Возбуждение было столь сильным, что у него закружилась голова. Он положил ее на матрас и, не щадя пуговиц, сорвал с себя одежду. Ее бархатная горячая кожа жгла его, вызывала бешеный озноб. Он обхватил ее мощными руками и без труда нашел… Все закружилось в бешенном водовороте могучей страсти.

Когда они проснулись, солнце стояло в зените. Хотелось есть. На деревянном ящике они нашли кольцо ливерной колбасы, две бутылки кефира и булку хлеба. Светланы в квартире не было. Из записки они узнали, что она ушла гулять.

Около полудня прозвенел звонок. Константин приложил палец к губам, они замерли.

Звонили долго и назойливо. Константин приоткрыл занавеску. Во дворе они увидели милиционера. Чуть поотдаль, вооруженные автоматами, стояли солдаты ВВ.

Харасанов все понял. Солдаты с участковым обходили подозрительные квартиры. Внизу происходила оживленная беседа. Участковый что-то доказывал. Константин влез на ящик и осторожно приоткрыл форточку. Долетели обрывки фраз: “Попьем пива и вернемся… через час… да-да, покарауль один…”

Солдаты ушли. Участковый сел на скамейку возле дома. Мысль работала четко. Упустить единственный в этом положении шанс он не имел права.

— Мы должны уходить. Через час уже будет поздно. Если они решили выставить здесь пост — это конец.

Она прижалась к нему, плакала и шептала: “Не хочу, не хочу”.

В грудах тряпья он нашел старую рубашку и потертые брюки. Девушка одела поношенное платье.

— Танюша, милая, ты должна в точности выполнить то, о чем я тебя попрошу. Сейчас я выйду из квартиры, а ты открой на кухне окно. Когда участковый увидит, он позвонит в дверь. Придумай, что ему сказать, — наигранно весело он поцеловал ее в щеку, и вышел на лестничную площадку.

Участковый долго себя ждать не заставил. В квартире, не смолкая затрещал звонок. Таня подошла к двери.

— Ну чё, бляди, принесли пузырь? — пьяным голосом пробормотала девушка. — Без пузыря не пущу.

— Открывайте, суки! — заорал участковый и стал колотить ногой в дверь. — Всех пересажаю!

За дверью раздался приглушенный звук, напоминающий удар биты по мячу. Затем Таня услышала голос Константина:

— Еще червонец заработал. Быстрее открывай.

Она открыла. Участковый сидел, прислонившись к стене. Левой рукой Константин вытер со лба пот, в правой сжимал рукоятку пистолета.

XVIII. Неожиданное знакомство

Франц с Наташей шли по железнодорожной насыпи и молчали. Буквально за несколько минут до выхода из больницы Ольга Оскаровна вручила им повестки из Октябрьского РОВД. Следователь Богданова возвратила Францу паспорт, но из города попросила не выезжать. Казалось, моральным страданиям не будет конца. Опять предстоит часами выжидать в заплеванных, прокуренных коридорах милицейского околотка. При одной мысли о встрече с дознавателями, Францу становилось дурно. Опять возникла соблазнительная мысль послать все к черту, забрать Наташу и уехать домой. Но подсознательно он чувствовал, не пройдет и двух месяцев как его, нарушившего подписку о невыезде, возвратят обратно, при этом нанеся огромную травму родителям.