Возвращение на Остров Мечты - [10]

— А мне без надобности ваша жалость, Шагалан! Я не приживалка. Пока честно зарабатываю себе на хлеб. Да, промысел, вероятно, не из почетных, зато необходимый для вас, ведь так? Работа приятная, руки не в мозолях, и навозом не пахну, но должны же быть при этом и какие-то скверные черты? А коль настоящего отца ребенок не имел, я вправе решать его судьбу.

— А что станет с твоей?

Зейна осеклась, потупилась.

— Кто ж знает? Разве деревенская баба, нарожав дюжину, уверена до конца, что весь ее выводок не сметет чохом дурная болезнь или голод? И разве вы, могучие герои, ведаете, что ждет вас по ту сторону, слава или могила? В этом смысле я ничем особым не выделяюсь… Может, если посчастливится, ктонибудь из вас, кто уцелеет, согласится взять полковую девку в жены. Думаю, и супруга, и хозяйка, и мать из меня получится не самая плохая. Если, конечно… утроба силу не потеряет. Ну а не повезет… так по Валесте, Шагалан, толпы шлюх шатаются, будет одной больше. И вообще, довольно об этом! Или нам уже не о чем поговорить без того, чтобы бередить душу? Я так и не поняла, ты идешь со мной?

Шагалан взглянул на нее с тенью печали.

— Как-нибудь в другой раз, милая.

— Так! — Зейна рассерженно встала, уперла кулачки в бока. — Что же это творится, люди?! Девушка сама предлагает парню потешиться, а он продолжает нос воротить!'В чем дело-то, наконец? Мордой я для тебя не вышла? Нет? Или посещение знахарки так отпугнуло? Почему ни единого парня в лагере это не останавливает, все мечтают прокрасться в мою хижину, лишь только Шагалана приходится упрашивать, словно о милости? Какого дьявола я вообще этим занимаюсь, не подскажешь?

— Вероятно, — усмехнулся юноша, — тебя здорово заводит цель, которую нелегко достичь, которая сопротивляется.

Зейна скривила пухлые губки.

— В таком случае, любезный друг, мы с тобой — два сапога пара. Ты ведь тоже бегаешь за Ринарой, поскольку она упорно тебе не дается. Так, может, прекратим хотя бы отчасти бессмысленные гонки? Ринару я худо-бедно еще в состоянии понять, а тебе-то что мешает уступить капризу девушки? Высокая мораль? Пламенная любовь? Я слишком хорошо успела изучить вашего брата, чтобы поверить в это, — знаешь, мужчины порой очень полно раскрываются именно в постели. И нет у вас ни любви, ни морали, а в мальчишеских забавах, слыхала, ты никогда не отставал. Скорее уж поверю, что тебя выцедили гердонезские бабы за долгий поход. Но потом, говорят, ты провел в дороге больше недели, так? Ты не можешь сейчас не хотеть!

— Это ведь была не веселая прогулка, Зейна. Я действительно крайне устал.

— Ну да… Допустим, я не видела вашего весьма усталого махания с Рокошем. Допустим, вся твоя усталость почему-то скопилась ниже пояса. В конце концов, я не столь гордая, как некоторые, могу и подождать денек-другой. Однако ответь мне, Шагалан, на один вопрос. И предельно искренне.

— Тебе известно, мы не лжем… без особой нужды.

Зейна поморщилась.

— Не темни. Ты же разведчик, а вас, болтают, специально учили идти на ложь. Ответь честно, и я немедленно отпущу тебя в тепло без своего назойливого внимания. По совести, этот вопрос с недавних пор волнует меня едва ли не сильнее, чем ты сам.

— Задавай.

— Что тебе мешает хотя бы раз переспать со мной? — выговорила девушка, чеканя слова и неотрывно глядя в глаза Шагалану.

Тот помолчал минуту, отрешенно углубившись куда-то в себя, затем поежился, переступил в грязи. Выдохнул просто.

— Ничего.

Зейна выпрямилась, с трудом сдерживая победную улыбку, запахнулась в тяжелый плащ.

— Хоть тут я в вас не ошиблась, воины. Теперь, если заскучаешь, найдешь тропинку. Я перед тобой, Шагалан, далее унижаться не намерена, хватит. Придешь — приму, а нет… Желающих кругом полно. Вон, двое твоих братьев и здесь меня разыскали, истосковались, видать, бедняги. Хочешь — нянчись с больной, разгоняй миражи в ее голове, хочешь — вернись в явь, к настоящим радостям. А пока прощай, Шагалан. И думай сам.

II

Как-то незаметно надвинулась зима. Нудные дожди столь долго и упрямо нагружали водой землю, что снегу даже обрадовались. Когда в одно прекрасное утро побережье проснулось засыпанное белой, сырой мукой, ребята веселились словно дети. И не важно, что под слоем снега по-прежнему чавкала грязь. Они с гоготом бегали друг за дружкой, перекидывались снежками, толкались и боролись. Все успели усвоить: здесь, на землях Валесты, снег — краткий гость. Тяжелые, низкие облака с ним наползали с полуночи, с родины. Южные края покорно белели под могучим ударом пришельцев, но утекал день, второй, на худой конец неделя, и от снежных заносов не оставалось и следа. Иногда их смывал бросившийся в контратаку дождь, чаще — исподволь растворяла почти незнакомая с морозами земля. Оттого набеги северных гостей всегда выделялись яркими пятнами в череде сумрачных, грязных зимних дней. И все же не покидало ощущение, что именно в этот раз юные поселенцы веселятся как-то особенно самозабвенно. Может, они действительно стали беззаботнее? Может, взрослея, учились ценить каждую минуту радости? Или же догадывались — многим увидеть следующую зиму не суждено?