Возвращение на Обитаемый остров - [25]

На самом же деле, многое в тех слухах, конечно, было преувеличено. Иногда бароны все же умирали не своей смертью. Весьма редко, но такое случалось. И все же, убить Кейзо на поле боя считалось почти невозможным. А все потому, что очень давно, когда род только зарождался, одному из его основателей удалось разработать уникальную технику ведения рукопашного боя. Она сочетала в себе приемы борьбы с оружием, без него, а также гимнастику, благодаря которой боец мог передвигаться на ристалище с невероятной скоростью и наносить противнику неожиданные, быстрые и, как правило, смертельные удары. Обучение будущего воина начиналось, чуть ли не с пеленок и продолжалось, постоянно совершенствуясь, всю жизнь. Суть же и тонкости борьбы передавалась по наследству от отца к сыну и держалась в строжайшей тайне от всех любопытствующих. Отсюда и результаты, а также неумирающие, на счастье Максима, слухи. Кстати говоря, он и сам мог прекрасно постоять за себя, даже не имея опыта Турренсока – субакс ни в чем не уступал науке Кейзо, а кое в чем даже превосходил ее.

Жало некоторое время ошалело смотрел на постыдное отступление своего воинства, но вот лицо его перекосилось от гнева:

– Что вы пятитесь от него, как вареные омары?! – заорал он, пиная ближайшего к нему дружка. – Он же один, возьмите его, он ваш, трусы!

– Так ведь он же – Кейзо! – нерешительно возразил ему пнутый. – Он ведь… того… неуязвимый. Покалечит, и весь остаток жизни придется тратиться на одни лишь лекарства.

– Вперед, скоты! – взревел Жало. – Ну, убейте его! Оторвите ему башку, и об остальном можете не беспокоиться. Ваши проблемы я решу сам.

Повинуясь голосу вожака, толпа нерешительно двинулась вперед. Тут же Максим мягко вскочил с нар, мгновенно переместился в самый центр камеры, там, где стоял Жало, ухватил его за одну ногу, оторвал от пола и начал крутить им над головой так, как обычно удальцы в прежние времена, желая предотвратить нападение противника, вращали оглоблю или тяжелую дубину. Пахан взвыл от ужаса, а когда скорость его вращения предельно возросла, то заключенным ясно послышалось басовитое гудение от рассекаемого телом воздуха. Кольцо вокруг Максима разомкнулось – зрители теперь прижались к стенам, не сводя широко распахнутых глаз от страшного снаряда. Максим, удовлетворившись произведенным эффектом, ослабил скорость вращения до минимума, и резко отпустил свою жертву. Жало описал короткую дугу, тяжело врезался в косяк, с огромным трудом приподнялся на четвереньки, и тут же дверь камеры распахнулась. Двое охранников подхватили бывшего лидера подмышки и выволокли прочь.

С тех пор Жало в камере больше не появлялся, а к Турренсоку заключенные стали относиться с огромным уважением, граничащим с подобострастием. Он принимал подобное обращение, как и подобает человеку его высокого происхождения. Не сказать, чтобы оно ему очень нравилось, но деваться было некуда – приходилось соответствовать созданному им же самим образу. Пару ночей, правда, пришлось недоспать из-за опасения, что какой-то скрытый сторонник Жала надумает проверить, насколько верна легенда о неуязвимости баронов Кейзо. Но все обошлось, видимо, наглядный урок и демонстрация бойцовских качеств была настолько впечатляющими, что охотников проводить подобные проверки, даже тогда, когда новичок спит, не нашлось, и Максим успокоился на этот счет.

Зато беспокоило другое. Перспектива провести на тюремных нарах целых два года бездейственно, отнюдь не радовала. Второе посещение Саракша получилось каким-то менее удачным: вначале – один лагерь, теперь другой, хотя и с общим режимом содержания. Ну, первый лагерь – это суровая необходимость, «легенда» требовала именно такого расклада. Но тогда, когда казалось, что появилась надежда, став героем, вернувшимся домой из вражеского плена, закрепиться на Островах, начать постепенно вершить карьеру, осуществляя свою миссию разведчика, вдруг выяснилось неприятное обстоятельство. На два года всяческую активную и полезную деятельность приходится отложить, и побыть это время в качестве заключенного.

Конечно, в уныние Максим не ударялся, потому как знал, что из любой ситуации, даже из самой, на первый взгляд, безнадежной, есть выход, порой, даже не один.

«Ладно, – сказал он себе. – Раз уж все равно сна нет, нужно постараться суммировать и подытожить то, что я сейчас имею, привлекая на помощь моего друга Турренсока. Итак: из этого лагеря сбежать возможно, особенно если учесть, что прежнюю сноровку я еще не растерял. Сбежать, пробраться, скажем, в горы, прихватив с собой или отыскав на месте какой ни на есть массивный металлический предмет – крышку от канализационного люка, к примеру. Потом провести на себе небольшое «харакири», как выразился Сикорски, достать из тела биомеханическую горошину, активировать ее и, вырастив устройство нуль – Т, приладить к искомой крышке. На все про все, уйдет, максимум, два дня. А затем вернуться на базу и честно признаться Сикорски: «Экселенц, я все прекрасно понимаю, вам в Империи нужен надежный агент, но поймите же и вы меня: я не могу работать в таких условиях!».