Возвращение - [79]

О чем ты думаешь, дурень? О каком защитном комплекте, когда ты либо не вернешься вообще, либо все это тебе больше не носить никогда? Потому что Район может все-таки перестать существовать, и ты наконец-то вернешься к нормальной жизни. Той самой, о которой мечтаешь уже давно, скоро год. Так что, Пикассо, отставить мысли о том, что следует запоминать и прочее, а настраивайся на то, что все скоро закончится.

– О чем думаешь, брат? – Скопа, лениво ковырялась в банке с тушенкой.

– О том, сестра, что времени уже прошло очень много, не находишь? Третьи сутки, как все началось, уже за половину давно перевалили, и где мы?

– Да…

Она нахмурилась. Так, дорогая моя, ну-ка отставить такие вот гримаски недовольства собой. Все ты у меня делаешь так, как необходимо.

– Не грузи ясную голову. Все мы успеем, ты же помнишь расчеты Точинова, так?

– Помню.

– У нас в запасе есть еще полтора дня, и вот если не справимся, то тогда точно кирдык. Давай лучше думать, как со Сдобным быть.

Впереди сложный путь, в котором нам нужно сделать многое, и то, что Сдобный практически никакущий, не просто плохо, а отвратительно. Нельзя, нельзя в Районе быть слабым, и нельзя в нем рассчитывать на человека, который ранен, болен или просто страдает от атмосферного давления.

– Я тебе подумаю, Васнецов, за ногу тебя. – Опа, очнулся страдалец. И давай сразу доказывать, что он ни фига ни разу не раненый… ну да, если только на голову. – Хрена вам лысого, милые мои, а не то, что ты, Пикассо, только что подумал. Не останусь я здесь, а дальше пойду. Обезболивающие есть?

Началось, поехало, что еще тут можно сказать? Давай, давай, брат, обколем тебя сейчас чем-нибудь, и все будет хорошо. Ага, до того самого момента, как тебя полностью вырубит от их побочного эффекта «мертвой воды». То есть, говоря нормальным языком, грозит нам мирно спящий и храпящий во все горло Сдобный, залегший под каким-нибудь кустом. Оно нам нужно, этакое счастье? Ни за что.

– Ты давай не бузотерь, – попытался я его утихомирить. – Рана воспалится или еще чего, и что тогда? Ты вон лежишь, и уже не очень здорового цвета.

– И что? – Сдобный упрямо нахмурил брови. – Ты сомневаешься в том, что дойду?

Куда там, попробуй в тебе посомневайся. Ты ж меня потом с потрохами сожрешь и еще вспоминать будешь ой как долго. Да вот только что же с тобой делать?

– Есть у меня в заначке одна штука… – вдруг протянул Крюк, про которого мы, если честно, немного и подзабыли. – Может быть, и поможет, да…

Глава 11 «Четверка» – Парк

Скатиться на дно и сойти с ума,

Открытыми держать свои мутные глаза,

Решиться на ужасный, последний шаг,

Понять, наконец, кто настоящий враг.

«Выход» (Look Inside)

Идти через Парк вечером… м-да уж. Гениальные и одновременно бредовые идеи приходят не по одной, это точно. Для начала мысля о том, что надо завершить начатую в прошлый раз идею об отравлении неугодных элементов содержимым найденного контейнера, ага. И, в довесок к ней, нате вот, получите и распишитесь, еще одна. Да-да, вы не ошиблись, вся наша группа крутых, по самое не балуй, рейдеров – дружно трюхала в Парк, о как. И накласть нам всем на то, что вокруг сумерки, и что в Парк соваться следует с громадной опаской, и только в крайнем случае. Хотя…

Разве у нас сейчас не крайний случай, когда больше ничего не остается делать, скажите мне, господа сторонние наблюдатели? Кто вы, интересно… добрые ангелы, машущие нам платочками на добрую дорогу, или злобные дьяволята, радостно начищающие трезубцы и накаливающие сковородки с противнями? То-то и оно, что если вы и есть, то непонятно – кто вы и зачем вообще наблюдаете. Вместо того чтобы просто помочь. Вот только не подумайте, что я есть не кто иной, как воинствующий богоборец-атеист, хрена лысого. Здесь, в Районе, это просто невозможно. В смысле – не верить ни во что. Да и не только здесь, как оказалось лично для меня.

Когда ходишь по самой грани между жизнью и смертью и не знаешь – а не смотрит ли на тебя в оптику вон на той красивой опушке снайпер, то о многом думаешь. И каждый раз, когда оказываешься живым и почти целым, а рядом, совсем рядом, кто-то уже отхрипел и отмучился, то думаешь про это снова. Нет-нет, какая там философия, я вас умоляю, ну не смешите мой пупок. Просто, ведь все очень просто… в этой жизни нет ничего случайного, и в ней нет места якобы стечению обстоятельств. Все взвешено, измерено и… не помню чего там. Мене, текел, упарсин, короче. И если нам суждено пройти через Парк ночью, то, соответственно, мы это сделаем, чего бы оно нам ни стоило.

Парк… чертово и проклятое место. Просто находиться рядом с ним тяжело, не говоря о том, чтобы пройти насквозь. А нам нужно было сделать именно это. С этой стороны я еще ни разу не был, и проем, когда-то вырезанный автогеном в металлических прутьях, не казался больно страшным. А вот тот вход-выход, куда мы шли, – жуть как не любил. Каким-то непонятным чудом там сохранилась старая вертушка, ничуть не проржавевшая и свободно крутившаяся на своем стержне. Дескать, заходите, гости дорогие, рады вам тут будут просто до беспамятства, сами не заметите, как останетесь. Это точно, что и сам не заметишь, как тебя располовинят и схарчат то, что получилось.