— Не могу. Нехорошо это. Будто крадем. Петро же мне брат!
— Петро? — И опять словно бы зазвенел рядом хрустальный родник. — Дурачок ты мой… Ишь, кого пожалел! Крадем… Да он же сам чуть не полсела обокрал! Или ты боишься его? Не бойся! Вот, глянь! — В ее руке вдруг серебристо взблеснул жниварский серп. — Я знаю, где у человека проходит сонная жила. А утром скажу, будто спал он маятно, крутился все, перекатывался — вот небось и накололся шеей. Поверят!
Олесь сперва не понял, о чем речь, а когда сообразил наконец…
— Так вот ты какая! — Он отшатнулся, натолкнулся на колесо, вдавился в него спиной. — Убирайся, змеюка! Прочь! Все отцу расскажу, все!
Оксана медленно поднялась с земли, приблизила к белому лицу перепуганного хлопца влажный блеск своих как-то по-странному омертвелых глаз. Огромные глаза, серые, блестящие, но где-то в самой их глубине притаились рыжие пятнышки — словно бы чистое железо легонько тронула ржа…
* * *
Утром Олеся никак не могли докликаться к завтраку, и отец бормотал что-то про жалких пащенков, ни к чему не пригодных после первого же дня настоящей хлеборобской работы. А когда Петро, потеряв терпение, сунулся тормошить своего младшего брата, открылось страшное. Верно, парень ночью спал беспокойно, вертелся — и накололся шеей на серп, по-дурацки брошенный кем-то неподалеку. Вот же ж судьба проклятая — крохотная такая ранка, почти царапина, а человека не стало…
Жнива, конечно, покинули. Пускай себе высыпается, пускай хоть сгорит клятое жито, если за него приходится платить сыновой жизнью. Волы не хотели спешить, и Петро, погоняя, ругался ужасными словами; бабы голосили; отец скрипел зубами и черной от въевшейся земли ладонью смахивал слезы с черных от солнца скул… И, конечно, никто не заметил нелепый след, вскоре пересекший дорогу. Странный след — будто оставивший его человек на каждом шагу по щиколотку вгрузал в землю, до каменной твердости запеченную августовским безжалостным солнцем. И, конечно же, за скрипом колес и женским плачем никто не расслышал тихого полускрежета-полустона:
— Помогу вашей беде! По-мо-гу-у-у!