Возвращение Каина - [45]

Во время войны, когда немцы захватили город, в первую очередь стали спиливать и вывозить в Германию деревья ценных пород и реликтовые образцы. Работала в Дендрарии целая саперная рота с машинами, кранами и бульдозерами. Около двух десятков дубов они повалили, раскряжевали и отправили эшелоном, но когда подступились к реликтам, то техника оказалась бессильной. Колокольный дуб рубили топорами посменно день и ночь и с одной стороны дорубились до самой его древней части — сердцевины. Сердцевина оказалась мощной, в обхват, и древесина была красного цвета, но щепки быстро синели на свету, словно обескровленные. И крепость ее оказалось такой, что топоры крупповской стали выкрашивались и зубрились, будто о железо. Тогда немцы привезли взрывчатку, заложили ее в разруб и взорвали. Дуб лишь содрогнулся и устоял. Подошли, посмотрели — ничего не сделалось, только пощипало кору да мягкие верхние слои. В другой раз заряды заложили с двух сторон, в надежде, что ударом взрыва сердцевина переломится, да ни тут-то было! Даже трещин не дало! Приехал какой-то инженер, сделал расчет, и тогда взрывчатку забили не в разрубы, а по кругу напротив них, чтобы сделать кольцевой взрыв. И сделали. С соседних деревьев кору сбило, кучу ветвей наломало, а сердцевина Колокольного дуба выдержала и только почернела от гари. После этого немцы отступились, к тому же ударили морозы и началось наступление русских. Немцев выбили из города, а дуб до самой весны простоял с огромной черной раной, откуда вместе с оттепелью ручьем хлынул сок. Дендрарий тогда относился к Поместному лесничеству и числился просто лесным массивом с особо ценными породами, и все древние деревья стояли на учете. Колокольный дуб списали и вычеркнули из книги. Всю весну из разруба хлестал сок, и никто не собирался его спасать — некому было, да и не до того. Но странное дело: на нем с опозданием, а все-таки начали распускаться листья. И тогда старики лесники с ребятишками собрались и начали тряпьем и веревками заматывать рану. Замотали, засмолили, но сок все равно просачивался и стекал на землю. К тому же опасались, что в сильный ветер дуб может упасть и ободрать многие соседние деревья. И тогда кому-то в голову пришло заделать дерево в бетон, благо что от немцев осталось много цемента. Соорудили вокруг ствола опалубку на высоту трех метров, залили ее бетоном да еще забутили камнем. У Колокольного дуба было два мощных отростка, между которых вешали колокол, так вот больший отросток отсох, а меньший выжил, хотя на нем ежегодно отмирали ветви.

С той поры бетон в верхней части побелел, слегка выветрился, а в нижней, от земли, подернулся зеленым мхом и стал походить на дерево. Почему-то было жутковато стоять возле него, особенно одному и в вечернее время. Создавалось полное впечатление, что живое дерево стоит на четырехгранной огромной глыбе. К тому же к постаменту была прикручена доска с надписью, где рассказывалась история дерева, и начиналась она с того, что Колокольный дуб помнит татаро-монгольское нашествие…

И вот дети старшего Ерашова, уже много повидавшие и многое пережившие, вдруг напугались этого дуба и боялись гулять одни по Дендрарию. А Ерашова пугало их отношение к жизни и восприятие мира: они не ужасались от смерти человека, но с первобытной дрожью страшились умирающего дерева.

Что это было? Неосознанное движение детской души, преклоняющейся перед величием смерти природы? И напротив, она, душа, молчала, взирая на дело привычное и обыденное — человеческая смерть?

Алексей вернулся к дому и сел на ступенях парадного: не хотелось вносить свои мысли туда, где была радость. Кирилл же увидел его и немедленно оказался рядом, прижался плечом к его плечу. Сидел на мокрой ступени и не замечал этого.

— Не боишься оставлять без присмотра? — спросил старший Ерашов. — Смотри, улетит жар-птица. Или перышки пощиплют.

— Здесь я ничего не боюсь, — заверил Кирилл. — Ее бабушка Полина взяла на крюк, и ни на шаг…

— Давно знакомы?

— В семнадцать двадцать будет ровно сутки, — Кирилл сказал это с удовольствием: дескать, вот как надо брать невест!

— Приличный срок, — проронил Алексей. — Ну, смотри, брат, сам выбирал…

— И не жалею! — Он заговорил горячо: — Ты знаешь, Алеша, она потрясающая девчонка! Ни на кого не похожа!

— Разумеется! — усмехнулся старший Ерашов. — Созывай родню на свадьбу. Когда свадьба-то?

— Мы хотели сразу, в три дня, — Кирилл досадно вздохнул. — В загсе потребовали документы… Ну и вот, ровно через месяц теперь.

— Новый адрес Олега есть?

— Нет, он же потерялся, ни одного письма…

— Адрес дам, — пообещал Алексей. — Олега обязательно вытащи. Напиши ему хорошее письмо… В общем, чтобы Олег был!

— Понял, командир!.. Ты зачем приехал, Алеш? Неожиданно…

— К Седому приехал, — сдержанно сказал старший Ерашов.

— К Седому? — изумился Кирилл. — Неужели у вас сохранились отношения? И он тебя принял?

— Принять-то принял…

— Но ничем не помог!

— Да, брат, — вздохнул старший Ерашов. — Седой сам помощи просит… Ладно! Забыли! Короче, я ухожу из армии совсем. Вчистую!

Кирилл встал, недоуменно помотал головой:

— Ты что, Алеш? Ты же писал, даже в военкомат согласен? Ну дела!..