Возвращение к себе - [22]

Сон навалился как толстая, пыльная кошма: ни продохнуть, ни выбраться. Несколько раз ночью выныривая из поморока, Роберт пытался и не мог открыть глаз; понимал, что надо проснуться - не хватало сил.

Пробуждение обернулось продолжением ночного кошмара. Тяжелая как чугун голова едва поворачивалась на затекшей шее, глаза слезились. Потянулся протереть… и только то-гда понял, что связан. Звуки за тонкими стенками палатки оформились в чужую речь. Топта-лись и всхрапывали кони, звякало оружие. И - никаких признаков боя.

Его за ноги выволокли из палатки и оставили лежать у входа. По всей ложбинке были разбросаны тела людей. Их резали сонных. Часть палаток уже свернули, приторочили к сед-лам. Одежду, доспехи, сапоги с убитых успели снять. Напавших было до оторопи мало - пятеро. По виду - поджарые, легкие - битые волки пустыни.

Сельджук в бурнусе из краше-ной шерсти и такой же чалме склонился над Робертом:

- Попался, христианская собака!

- Ты кто? - спросил Роберт на его языке.

- Я Касым бей, подданный эмира Кербоги, да пролит Аллах его дни. А ты должно быть эмир аль Париг?

Роберту и раньше приходилось слышать такую интерпретацию собственного имени. По всему - речь должна была пойти о выкупе. Он подтвердил догадку Касым бея.

Назовись чужим именем, могут и зарезать, сочтя дешевым товаром.

- Это плохо, что ты понимаешь по-нашему, - пробормотал Касым, еще ниже склоня-ясь над пленником. - Придется отрезать тебе язык.

- Полагаешь, выкуп за немого будет больше?

На вопрос Роберта кое-кто из ватаги сельджуков обернулся. Разговором заинтересова-лись. Это заметил и Касым. Выхватив короткий, кривой нож, он встал коленом на грудь франка:

- Ты прав, не стоит портить товар. Но если произнесешь еще хоть слово - останешь-ся без языка.

Роберту завязали глаза. Пить не дали. Во рту с самого пробуждения стоял тошнотвор-ный металлический привкус. Его перебросили через седло и привязали. В голове скоро начало мутится так, что часть пути он провел в забытьи. Очнулся, когда, не развязав глаз, его кому-то передали.

Пленника погрузили на скрипучую арбу и, слава Богу, напоили. Только по тому, как солнце припекало бок, он сообразил - везут на юго-восток. Еще через двое суток произош-ла очередная передача.

Новые хозяева - работорговцы, ни мало не заботились об удобстве передвижения знатного франка. Невольников, привязывали к длинному шесту попарно. Восемь разнопле-менных, усталых, голодных, покрытых пылью рабов, тащились, едва переставляя ноги.

Надежда на переговоры о выкупе с его теперешними хозяевами, растаяла после первой же попытки. Под свист кнута, оставлявшего на спине, вздувающиеся, темно-фиолетовые по-лосы, Роберту объяснили, что вырежут язык, если произнесет хоть слово.

Пленник не понимал, что происходит. Приказ Касым бея? Обычай? Что-то еще…, но постоянно ловил на себе косые, ненавидящие и одновременно трусливые взгляды охраны.

За две недели пути убили двоих. Один на полдороге к очередному колодцу, ломая строй, сел на землю и закашлял кровью. Веревку аккуратно отвязали, оттащили скрюченное, содрогающееся в конвульсиях тело, за ближайший холмик, за которым быстро наступила тишина. По хмурым лицам погонщиков Роберт догадался - люди потеряли деньги и очень о том горевали. Однако, когда другой раб попытался бежать - убили не рассуждая.

Роберт давно за ним наблюдал. То ли человек ждал подмоги со стороны, то ли высмат-ривал и запоминал дорогу. Трудно было не заметить его постоянного напряженного внима-ния. Но охрана, подуставшая за время пути, присматривала в основном за франком, плюнув на остальных.

У очередного колодца рабов отвязали и по двое стали подводить к поилке для лошадей и верблюдов. Шагавший впереди, беспокойный раб, изловчившись, накинул веревку на шею ближнего охранника. Роберт потом не раз прикидывал: будь они в паре, удался бы побег или нет? Местность вокруг простиралась холмистая, с оврагами и небольшими скальными массивами. Существовала крохотная вероятность, что при известной и очень большой доле везения, им удалось бы уйти. Но, скорее всего, печальная участь одного постигла бы обоих.

Напарник бунтаря, вместо помощи товарищу, кинулся на землю, прикрывая голову ру-ками.

Справиться с охраной и живым балластом человек не смог. Его в шесть рук оттащили от надсмотрщика и тут же на глазах у остальных рабов перерезали горло. Щелкая бичами, надсмотрщики прогнали своих подопечных к воде и обратно мимо мертвого тела.

До того как попасть к работорговцам, Роберт и сам дважды пытался бежать, но его хо-рошо стерегли - попытки пресекались в зародыше.

На медном руднике, куда пригнали невольников, прошла последняя окончательная пе-редача рабов, сопровождавшаяся придирчивым осмотром, и клеймением. На плечо графа Парижского опустился раскаленный железный кружок. Отныне он был клейменый раб.

Ему опять запретили говорить. Теперь уже новые хозяева насторожено косились на длинноволо-сого франка. Впрочем, волосы скоро обрили.

Стража неотступно следовала за невольниками. Из барака их вели в карьер, наблюдали там за работой, а вечером провожали полуживую, спотыкающуюся толпу обратно. И так день за днем. Одуревшие от жары и бесконечного однообразия надсмотрщики, иногда уст-раивали себе развлечение: провинившегося раба привязывали к, врытому на площадке перед бараками, столбу для наказаний, над головою рисовали мишень и устраивали состязание лучников. В тот памятный день одна из стрел вошла точно в переносье высохшего как скелет старика с пепельно-серой кожей. Вряд ли это была оплошность, скорее - раб уже не представлял интереса для своих хозяев, и его приговорили, совместив рядовое уничтожение порченого товара с развлечением.