Возвращение к людям - [12]

Алкоголь стал для меня необходимостью, как вода для растения. И каждая его капля приносила мне иллюзорное удовлетворение.

Долгое жаркое лето

Если б мысли мои были верны, тогда

Есть на свете у всех пять причин для питья:

Иль вино хорошо, или сухо в о рту,

Или друг позовет, иль спешить ни к чему,

Иль иная причина – как я захочу.

Генри Олдрич (1647–1710)

Если в жизни человека, как в году, можно было бы выделить четыре времени, то мое лето пришлось на период игры за клуб «Тоттенхем». В эти девять незабываемых лет я уже не искал в выпивке утешения или поддержки. Теперь она, подобно футболу, просто приносила мне удовольствие.

Когда я появился в «Тоттенхеме», игроки отнеслись ко мне настороженно. Все были наслышаны о моих «подвигах» в Италии и, должно быть, думали, что от меня можно ждать только неприятностей. Выиграв накануне моего прихода в команду чемпионат лиги и Кубок, они, естественно, приняли меня как непрошеного гостя, из-за которого все в их хорошей жизни может пойти наперекосяк.

Но вскоре от подобных опасений – как на поле, так и вне его – не осталось и следа. Я был признан своим, словно всю жизнь провел на стадионе клуба «Уайт Хартлейн». Однако прежде, чем я окончательно занял свое место в «Тоттенхеме», предстояло выяснить некое важное обстоятельство, возникшее по вине футбольной лиги.

Когда я вырвался из «Милана», они под тем предлогом, что им надо изучить мое дело, задержали официальное оформление моего прихода в «Тоттенхем». Руководителям лиги явно хотелось выяснить, не подкупили ли меня тайно, чтобы я согласился уехать из Италии. До чего нелепо! Я сам готов был заплатить, лишь бы поскорей унести ноги из «Милана» и вернуться в английский футбол! По правде говоря, я вернулся на родину без гроша в кармане. Всю мою собственность составлял один-единственный «ягуар», и за него я еще должен был по прибытии в Дувр заплатить 500 фунтов пошлины. Я несколько поправил свои денежные дела, продав историю своего разрыва с «Миланом» газете «Санди». В течение нескольких месяцев после приезда у меня было так туго с деньгами, что мы с Иреной и двумя детьми вынуждены были поселиться у родителей жены в небольшом домике, где проживали еще четверо взрослых. Кто думал, что я вернулся из «Милана» миллионером, ошибся в подсчетах как раз на миллион.

Лига решила провести расследование моего перехода в «Тоттенхем» в отеле «Шеффилд». У меня сложилось такое впечатление, что наша встреча была устроена просто потому, что был повод собраться и вместе провести время. Секретарь лиги Алан Харднер был, пожалуй, единственным, кто хотя бы пытался задавать вопросы по существу дела. Через несколько минут после начала разбирательства все единогласно пришли к выводу, что переход был совершен безо всяких нарушений. На обратном пути мы с Биллом Никольсоном много смеялись над одним деятелем лиги, который не нашел лучшего способа для участия в беседе, чем проспать ее целиком.

Вот ты, наконец, и дома, Джимбо. Все по-прежнему. Некоторые из заправил футбола все так же здорово прикладываются к рюмке. Но, господи, не хотел бы я быть таким же….

За пять дней до этого я провел свой первый матч за «Тоттенхем» во встрече игроков дубля в Плимуте. В «Хоум Парке» собралось рекордное для матча второго состава число зрителей: 13 тысяч, а перед началом игры председатель «Аргайла», клуба, с командой которого нам предстояло играть, Рон Блайндем вышел с микрофоном на поле, чтобы поприветствовать меня в связи с возвращением в английский футбол. И когда игроки команды противника выстроились, чтобы поаплодировать мне, он произнес слова, которые я хорошо запомнил: «От лица „Плимут Аргайл“, жителей Девона и Корнуэлла, если не всей Англии, я говорю тебе: „С возвращением!“

Для меня это было так неожиданно: я даже смутился и в то же время почувствовал себя окрыленным. Меня столько поливали в прессе за мои выходки в «Милане», что, думал я, дома меня не станут встречать радушно. На людей обычно действует прочитанное в газетах. Перо действует сильнее, чем футбольная бутса. Но болельщики в Плимуте (спасибо им) помогли мне ощутить радость возвращения. Я забил пару голов, и после матча все мы были так счастливы, что тут же бросились праздновать это событие….

В баре вместе со мной засиделись Мел Хопкинс, Терри Дайсон и несколько других игроков. Возвращались мы всей компанией на поезде и так шумели во время пути, что один из пассажиров пожаловался в железнодорожную инспекцию. Как мы позже узнали, этот человек был членом английского Союза регби.[11] Знаю по своему опыту, что, как правило, из всех спортсменов регбисты – самые скандальные и хулиганистые пассажиры.

Мои взаимоотношения с товарищами по команде полностью наладились после того, как я впервые сыграл в основном составе с «Блэкпулом». Мне повезло, и я забил тогда три гола, так называемый «хет-трик». Один из них был, пожалуй, особенно примечательным. Дейв Маккей сделал один из своих коронных длинных пасов, Терри Медуин, приняв мяч, перекинул его мне, и я забил гол ударом, который потом газеты назвали «самым эффектным ударом, – „ножницами“. С этого момента и болельщики и игроки „Тоттенхема“ стали считать меня своим.