Возвращение к любви - [5]

Шрифт
Интервал

Может, он получил от начальства хорошую взбучку? Нет, не похоже: в подобных случаях Мога метал громы и молнии, а он, Горе, исполнял роль громоотвода и молчал как рыба, пока не миновала гроза.

«А может быть, это Мирча снова куда-нибудь послал жалобу, и Максиму Дмитриевичу это так опротивело, что ему теперь не хочется открывать рта? Ведь Мирча его крестник, и, гляди, этот крестник уже более полугода терроризирует Могу, порочит его повсюду…»

Был бы Горе на месте Моги, он давно бы нашел управу на Мирчу…

Ученик в некотором роде обгонял учителя!

Мога снова замкнулся в себе, занятый своими мыслями, и Горе напрасно пытался истолковать его молчание.

«Постой, а вдруг ему не понравилась девушка Матея? Та Миоара! — мелькнула у Горе мысль. — Кто его знает?.. Ведь Матей ему дороже зеницы ока. У него больше нет никого другого на всем белом свете!. Ясно, он боится, как бы сын не попал в случайные руки или не уехал с той Миоарой в Пояну, тогда останется Максим Дмитриевич один-одинешенек… Да-а… Это может свалить и такого медведя, как он.

Ведь я-то почему до сих пор не женился? Эге, сколько девушек встречалось мне на пути!.. Одна лучше другой! А как же мне жениться, когда Максим Дмитриевич холостяк? Да!.. Предположим, я женюсь. Прекрасно! Как только вечереет, я тороплюсь к молоденькой жене, как всякий женатик! А Максим Дмитриевич как останется? Одиноким? Один как перст? Ему захочется проверить ночью, как пашут землю или как убирают кукурузу, а Григоре спит себе в теплых объятиях женушки! Гм!.. Спит… Спит не спит, а все же не может быть на службе… Так?..»

Горе впервые беседовал с самим собой. И ему показалось даже интересным сидеть вот так: никто не тревожит, — и слушать самого себя.

«Вот так!.. И скажет Максим Дмитриевич: какой счастливец этот Горе! Дам я ему возможность всласть наслаждаться счастьем и возьму себе другого шофера… А какой другой шофер будет так понимать его и заботиться о нем? Марку? Марку сидит на диете, он страдает желудком и только о себе думать будет… Факт!

А жениться я бы женился, чувствую, что пробил мой час, да она не хочет, эта чертовка Наталица! Эх, отгрохал бы я свадьбу! Максим Дмитриевич был бы посаженым… А та чертовка не хочет, и все тут!.. Ждет, чтобы с неба свалился принц с собственной «Волгой», не иначе! Сказала бы — и через месяц стояла бы «Волга» у ее ворот…»

Горе уже видел себя за баранкой собственной машины. Ее-то он будет водить сам. Факт! Хотя кто знает?.. Захочет Наталица сесть за баранку — и что ты ей сделаешь? Повезет тебя, чертовка, куда ей вздумается!

«Нет, «Волгу» я не куплю. Чтобы не подумал чего Максим Дмитриевич. Куплю «Москвича», подержанного, и сам отремонтирую его — люкс! А на оставшиеся денежки построю дом. Сколько же мне жить со своими стариками? Небольшой, но красивый домик, как у товарища Лянки… Договорюсь с мастером Жувалэ, и он отделает мне его как куколку, факт! А «Москвич» будет голубой. Как глаза Наталицы…»

Блаженная улыбка осветила лицо водителя…

4

Шоссе было почти пустынным. Изредка из ночной тьмы вырывалась одинокая машина, ослепляя дорогу фарами, и тут же таяла в темноте. Оставались позади, окутанные ночью и сном, холмы и долины, повороты кончились, и теперь «Волга» свободно неслась по открытому шоссе. Моге казалось, что мотор подчиняется таинственной силе его еще не успокоившихся мыслей.

Он мягко притормозил. Машина прошла еще несколько метров и тихо остановилась, словно заботясь о том, чтобы не нарушить покой своих пассажиров.

Горе повернулся к Моге, вопросительно глядя на него, — не пересесть ли ему за баранку? «Нет», — мотнул головой Мога.

Председатель прикурил сигарету и налег грудью на баранку. Он глядел перед собой на ветровое стекло, как на чистый экран, на котором вот-вот появится фильм из жизни его хорошего знакомого — Максима Моги. Он ждал ясного, четкого изображения, которое упорядочило бы его мысли и послужило бы им ответом. Но вспоминались какие-то мелочи, незначительные происшествия. Недавно на этом же самом шоссе у них забарахлил мотор, и Горе продержал его на дороге почти полчаса… Бухгалтер женил своего сына и попросил у Моги несколько машин, чтобы отвезти гостей к невесте в Албиницу… Его крестница Кристина, жена Мирчи, тоже просила машину, чтобы привезти со станции уголь… Он дал ей машину бесплатно, пожалев двух малых ребятишек Мирчи… Вспомнилось собрание в Мирештах, на котором он побывал недавно…

В какой-то миг Мога засомневался: а сделал ли он что-нибудь полезное для Стэнкуцы? Он смотрел на экран, надеясь, что появится некто со стороны и сумеет подтвердить, что его старания не были напрасными.

Изображение все не возникало… Очень трудно, разумеется, вобрать в несколько кадров жизнь человека, смонтировать наспех и тут же запустить пленку… Асфальтированное шоссе за экраном внезапно заполнилось народом, вперед выступил Матей, ведя под руку Миоару из Пояны… Потом опять ветровое стекло прояснилось, Отражая лишь огонек сигареты — маленькую фосфоресцирующую точку на гаснущем экране телевизора. Точка, разрастаясь, отделилась от экрана, поплыла по воздуху, все ярче сверкая, и Мога очутился в Пояне. Стояла светлая ночь. Полная луна перемигивалась с одинокой звездочкой на горизонте.


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.