Возвращение к любви - [30]

— С завтрашнего дня вернешься на машину и начнешь на ней работать. Но чтобы был полный порядок!

«Что это случилось с нашим Могой? — перешептывались люди. — Прийти на такую стройку, которая стоит сотни тысяч, и не сделать никому ни одного замечания! Невероятно!»

Жители Стэнкуцы еще ничего не знали…

13

Михаил Лянка вернулся из Лунги под вечер. Первым делом заскочил домой. Валя крепко спала, — не шелохнулась, когда открылись двери. Он увидел, как она легко дышит, и успокоился. Раз Валя дома — все в порядке, можно идти на работу.

Михаил вышел, стараясь не шуметь. «Я не отстану от Моги, пока он не привезет в Стэнкуцу еще одного врача», — вернулся к своим недавним мыслям Михаил, еще не зная, что Моге уже некогда решать не только этот вопрос, но и многие другие, более важные.

Встреча с Онисимом Черней и спокойный сон Вали — все это вернуло Михаилу хорошее настроение. Он легко взбежал по лестнице правления. В кабинете он поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с Могой, хотя до кабинета председателя было шагов десять и он мог зайти к нему в любое время, не спрашивая разрешения. Но чаще всего Лянка поступал именно так, как сейчас: у телефона Мога был каким-то другим человеком, сговорчивей, что ли, не сверлил собеседника глазищами, и Лянке удавалось сказать ему все, что намеревался.

Первое время Мога возмущался этим, но затем привык. Теперь же он крикнул, чтоб Михаил немедленно зашел к нему, и бросил трубку.

— Где это ты мотаешься? — с порога накинулся на него Мога. — С самого обеда ищу тебя, дела горят, а ты как сквозь землю провалился!..

— Я был в Лунге, у Онисима Черни. Ты послал ему поздравительную телеграмму?

— По какому случаю?

— Не знаешь? — удивился Лянка. — Ему присвоили звание Героя Социалистического Труда. Вот же газета перед тобой, погляди на первую полосу.

Мога прочитал, взял листок бумаги и настрочил телеграмму. Нажал кнопку рядом с телефоном, и на пороге появился мош Костаке.

— Отнеси на коммутатор.

Тут же позвонил и приказал телефонистке, чтобы не позже чем через четверть часа телеграмму передали по назначению.

— От души рад, — сказал он Михаилу. — Здорово держится старая гвардия, не так ли? Бери пример! Я хотел бы дожить до того дня, когда смогу послать тебе такую же телеграмму.

— Спасибо, — улыбнулся Михаил. — Но до той поры мне еще кое-что нужно сделать. Вот, например, товарищ Черня стал выращивать саженцы на гидропоне. Я считаю, что и мы должны заняться этим. Ответственность беру на себя. Дай только разрешение. Речь пойдет о больших затратах…

— Если это в интересах колхоза, то почему же нет?! — Мога закурил и протянул портсигар Михаилу. Тот прикурил от зажигалки Максима, и несколько минут они молчали, попыхивая сигаретами. Голубой дымок вился между ними, как стрекоза с гигантскими крыльями.

Лянку несколько насторожила покладистость председателя. Он разогнал рукой вьющийся дымок и внимательно посмотрел на Могу. Не шутит ли он?

Однажды нечто подобное уже происходило.

Два года назад Лянка предложил Моге план, предусматривающий специализацию колхоза по виноградарству. Для этого требовалось на тысяче гектаров, не больше и не меньше, развести отборные, благородные сорта винограда и, соответственно, уменьшить посевную площадь других культур.

Мога взял у него этот план, а через неделю вызвал Михаила к себе. Когда он открыл папку, Михаил увидел на своем плане подчеркнутые строки, разноцветные вопросительные и восклицательные знаки и множество других пометок. Он понял, что придется немало потрудиться, чтобы преодолеть возведенные председателем баррикады. А Мога был твердо убежден, что и сегодня крепче всего людей привязывает к земле хлеб. И за все годы своего правления он не тронул ни одного гектара пашни.

Лянка же посягнул на площадь, предназначенную для пшеницы, не говоря уже о других культурах, так как неоткуда было взять другой земли под виноградники. Виноград и так занимал все склоны и косогоры. На нем поднимался колхоз, на нем держалось благосостояние — виноградники давали самую большую часть дохода, и, возможно, именно потому свои новые дома колхозники украшали лепными виноградными гроздьями и листьями из цемента или алебастра.

Мога же хотел, чтобы крестьянин сохранил и красоту и то самое святое, что давала земля, — хлеб. Хотел, чтобы народ не забыл, как выглядит пшеничный колос, не забыл его нежности, которую можно было сравнить только с нежностью младенца. Хотел, чтобы крестьянки не утратили тайны выпечки хлеба, чтобы они сберегли в сердце дух теплого хлеба, который освящает дом, освежает его, а самих домочадцев делает добрей…

— Кроме доказательств экономического характера, которые, как я вижу, ты тщательно подготовил, план должен содержать в себе и моральную, духовную основу…

— Не понимаю, — смущенно ответил Михаил. — Это же в интересах колхоза, колхозников, государства… Разве это не моральная основа? Я могу даже сказать — главная!

— Да. Но подумай сам; мы дошли до того, что создаем культ виноградников… — возразил Мога.

— До сих пор ты был за этот культ! — разъярился Лянка.

— Святая святых — хлеб, — продолжал Мога. — Нет, я не был за культ виноградников, но мы должны были достичь экономического равновесия. И достигли его. Дальнейший прогресс я вижу в развитии всех отраслей… Чтоб на столе у людей стоял не только кувшин с вином, чтоб была и крынка молока, и жаркое, и фрукты, и овощи. Не говоря уже о хлебе. Должна же существовать гармония производства! Дойдем до тысячи гектаров виноградников и — баста! Это наш предел!