Возвращение к лисьей норе - [7]

Земан не предполагал, что, напомнив о стихах, совершит психологическую ошибку. Петр стеснялся увлечения поэзией и не хотел, чтобы об этом кто-нибудь вспоминал. Из сентиментального мальчишки он сделался типичным технарем и прагматиком. Поэтому и сейчас не отступил ни на шаг, упомянув о правоте Павла Данеша. Знал, что этим выведет тестя из равновесия.

— Что?! Что ты сказал? — заорал Земан.

Казалось, он ударит Петра.

— Разве вы не знаете, папаша, какой компании вы дали власть в руки? — бросил ему тот в лицо. — Это же горстка ничтожеств. Большинство ваших вышестоящих ничего общего не имеют с идеалами, за которые вы готовы были жизни отдать. Мещане, глупцы, предатели, воры, спесивцы, спутавшие социализм с феодализмом. Ну, например, наш заместитель. Секретарша у него в услужении, бегает за покупками, прислуживает и после работы, выполняя указания его мадам. Шофер — господский кучер, который обязан возить детишек нашего зама в школу, а его самого на дачу, на охоту, на пьянки. А сам — недоучка, невежда, бездельник, неспособный хоть в чем-нибудь разобраться, только болтает глупости и всем мешает. Зато с себе подобными начальничками связан накрепко — беда тому, кто отважился бы критиковать или, не дай бог, потеснить его…

— Ты, конечно, прав, — перебил Земан. — С мещанством нужно постоянно бороться, мы всегда именно так и поступали. Но все, что ты здесь говорил, не означает, что ты должен быть заодно с Данешем. Связаться с ними — значит быть…

— Быть против вас, — закончил Петр. — Да, против вас, жандармов, потому что именно вы эту верхушку защищаете, вопреки воле целого народа.

У Земана потемнело в глазах. Что этот сосунок себе позволяет? Что он пережил и что может знать, как может судить? Сколько прекрасных, честных людей жизни свои отдали, чтобы он жил так, как живет. Коммунисты, соратники Земана, которых пытали и убивали в гестаповских тюрьмах и концлагерях; сельские активисты, погибшие во время коллективизации, как Карел Мутл из Планице; Лида — первая жена Земана, которую застрелил американский агент; Калина, умерший в шестьдесят восьмом, затравленный, брошенный всеми. Да и сам он, Земан, что он видел, кроме тяжелого, изнуряющего труда? Всю жизнь стоял на страже закона и порядка, защищая покой таких, как Петр. И он позволил себе над этим издеваться, оплевывать все, что для Земана свято. В горле пересохло, от волнения он не мог вымолвить ни слова. Только через несколько минут процедил сквозь зубы:

— Мерзавец! Мне стыдно, что ты — член моей семьи. Ноги моей больше не будет в этом доме.

И ушел, хлопнув дверью.

Возможно, и эта стычка приблизила конец неудачной Лидушкиной семейной жизни. После ухода Земана она крепко поругалась с мужем, впервые в жизни возражала, даже кричала на Петра.

И вот теперь сосед по купе излагал практически то же самое, о чем говорил когда-то Петр. Земану совершенно не хотелось вступать в спор. И все же он возразил:

— Люди всюду разные, хорошие и плохие. Но, смею вас заверить, в органах плохих всегда было меньше, чем где бы то ни было. Нигде я не видел столько честных и самоотверженных людей, как в Корпусе национальной безопасности.

Попутчик пришел в замешательство:

— Вы что, полицейский?

— Криминалист. Бывший. Не пугайтесь, я уже на пенсии.

8

Полукруглое подворье замка, погруженное во тьму, казалось пустынным и безлюдным. Посередине желтел прошлогодний газон с тремя древними, могучими дубами. Их ветви, словно скрюченные ревматические пальцы, служили насестом для ночного отдыха воронам и галкам, которые днем предпочитали башни костела.

Оказалось, замок обитаем. На втором этаже светились несколько окон, бросая полоски света на островки пожелтевшей травы. На фасаде пронзительно алым и золотым сиянием выделялся вход, открывавшийся под каменной балюстрадой как кровожадная звериная пасть.

«Татра» объехала газон, словно совершив круг почета, и плавно затормозила. Навстречу выбежал мужчина в безупречно сидящем на нем коричневом костюме, белоснежной сорочке и со вкусом подобранном галстуке. Распахнув дверцу автомобиля, он почтительно поклонился.

— Приветствую вас, товарищ зампред.

Выйдя из автомобиля, Бартик кивнул Земану, приглашая следовать за ним.

— Сын приехал? — спросил он у мужчины, который, вероятнее всего, был управляющим замка.

— Все уже собрались, товарищ зампред. Ожидали только вас.

— А это мой гость. Друг молодости. Майор Земан, — представил Бартик своего спутника.

— Большая честь познакомиться с вами.

Управляющий слегка склонил голову, сохраняя профессионально вежливое выражение лица. Он почти бежал перед ними, словно собственным телом хотел оградить их от возможных неприятностей, распахивал двери, пропуская хозяина с гостем, а затем снова забегал вперед.

Теперь Земан понял, откуда исходило это ало-золотое сияние: от входа вверх поднималась беломраморная лестница, ослепительная в свете хрустальных люстр со множеством подвесок. Покрыта она была огненно-красным ковром и ограждена перилами с золоченой ковкой.

Поднимаясь с Бартиком по величественной лестнице, Земан сокрушенно думал о том, что нарушает идеальную ее чистоту грязными подошвами. Очень хотелось сойти на незастланный ковром мраморный краешек лестницы, ведь с него проще смыть грязь, но Бартик и управляющий, сопровождая его с двух сторон, вели себя настолько естественно и непринужденно, словно следы на дорогом ковре — обычное, не заслуживающее внимания дело.