Возвращение Иржи Скалы - [5]

Шрифт
Интервал

Откуда же получал информацию майор Унгр? Однажды он проговорился, рассказал о своем друге, композиторе с мировым именем. Композитор был еврей и эмигрировал из Германии в 1931 году. Все тогда над ним смеялись: трусишка, еврейская боязливость, нацистские крикуны никогда не придут к власти. Так же иронизировали над композитором, когда он в 1936 году перебрался из Австрии в Чехословакию. Там он с точностью до одного месяца предугадал Мюнхен и вовремя уехал в Париж. А сейчас Унгр получил от него письмо: композитор находился на пути в Америку.

— Знаешь, когда крысы покидают корабль? — усмехнулся Унгр в ответ на удивленный взгляд Иржи. И добавил серьезно: — В его предвидении нет ничего необычайного.

Просто дело в том, что у знаменитого музыканта друзья во всем мире. Даже в окружении фюрера и среди государственных деятелей западных держав. Да и в Соединенных Штатах. Они, как точный барометр, указывали падение авторитета западных демократий и рост шансов нацистского крикуна. Не от политиков получал музыкант свои прогнозы, а от промышленников, от магнатов тяжелой индустрии, которые определяли ход истории в этот период.

— Не знаю, известно ли тебе, что промышленные воротилы бывают любителями искусства и охотно выбирают себе друзей из числа больших художников, — заключил Унгр.

Во время одной из бесед Унгр, отвернувшись к окну, с деланной небрежностью заметил, что Скале следовало бы развестись с женой. Иржи словно громом поразило, он побледнел и не мог вымолвить ни слова. Унгр обнял его за плечи и, стараясь говорить тихо, рассказал, что ожидает жену и ребенка Скалы после прихода немцев.

Карла, как ни странно, осмыслила все это быстрее, чем Иржи; женщины иной раз понятливее мужчин. Ну, конечно, надо развестись. И даже от родителей нужно скрыть правду. Дезертирство большой группы летчиков, да еще на самолетах, — дело нешуточное. Нацисты будут в ярости, их пособники в Чехословакии тоже. Пусть Иржи не беспокоится за нее, Карлу. А ему в Англии будет, несомненно, лучше, чем здесь. Там их примут как героев, а если начнется война, как уверяет Унгр, они сразу же окажутся в боевом строю.

Настали трудные дни. С женой Иржи встречался лишь изредка, в захолустных отелях, сына видел из окна кафе. Карла прогуливалась с мальчиком по улице, а у Иржи слезы подступали к горлу. Сколько раз он проклинал Унгра с его планами и свое решение!

Но вот настало четырнадцатое марта, затем ночь на пятнадцатое, а за ней пасмурное утро с редкой снежной порошей. Все прошло без запинки. Диктор торопливо читал по радио призывы к гарнизонам — не оказывать сопротивления немецким войскам, перешедшим границу. Призывы чередовались с бравурными маршами. А тем временем однополчане Унгра собирались у самолетов, которые по приказу майора еще до рассвета были подготовлены к полету. Иржи пока еще не знал, кто участвует в заговоре. Унгр никогда не называл имен, и Скала тщетно гадал, кто остальные.

Вот они: Калоус из первой эскадрильи, Грим из третьей, Самек, Квизда…

Легко, без всяких помех стартуют самолеты! Курс на Лондон. Головную машину ведет спокойный, подтянутый майор Унгр.

…Боже мой, почему так стучит в висках? Болит грудь, спина, бедра — что со мной? Надо вести истребитель на Лондон, но словно раскаленное железо жжет грудь, спину, все тело Скалы… Жжет, жжет, жжет…

Ох, о-ох!.. Скала вдруг чувствует прикосновение чего-то прохладного, мягкого, кажется, марли, пропитанной маслом. Ох, ох! Кажется, кто-то обмахивает веером его пылающее лицо. Ох, ох!..

О господи, да что же это? Его тормошат, ощупывают, мучают, жгут, снова жгут раскаленным железом… Ох, о-ох!..


— Уже чувствует боль! — говорит Петр Васильевич, бросив быстрый взгляд на Верочку. — Смотрите, зрачки реагируют. Слава богу, зрение, видимо, не пострадало.

Снова повязки с маслом и камфарой. Высокий, плотный Петр Васильевич тяжело поднимается со стула.

— Он будет жить, Верочка, — шепчет профессор, потирая бритый подбородок. — Но в каком виде, в каком виде, бог весть…

Верочка уже не раз думала об этом. Как он будет выглядеть? Все тело — сплошной ожог. Уцелел только опознавательный жетон на шее — такие жетоны у всех служащих в действующей армии, — на нем значится: капитан Иржи Скала, чешский летчик на службе британских военно-воздушных сил.

— Герой! — сказал Петр Васильевич. — Герой! После нескольких попаданий в самолет он все-таки перелетел фронт, чтобы не попасть в плен к немцам. Упал у нас, по-видимому, потерял сознание и чуть не сгорел заживо.

— Герой! — сочувственно шепчет Верочка и глядит на свиток бинтов, из которого сегодня впервые видны широко раскрытые горячечные глаза.

Каким будет лицо этого человека, когда снимут повязки? Может, и вправду лучше бы он…

Вера старается не думать об этом.

В самом деле это силуэт женщины или Скале только мерещится? Где он, летит на Лондон или лежит на больничной койке?

Женщины, женщины, женщины…

В его жизни были две женщины — Эржика и Карла. Эржика… Кто придумал это необычное имя дочери провинциального портного, который, разбогатев, открыл собственную фабрику? Как буйно разросшийся куст, глушивший соседнюю поросль, перехватывавший у нее все соки земли, как вредный куст, не подрезанный садовником вовремя, вознесся портной Краль над своими прежними товарищами. Все они на него шили, всех он эксплуатировал и называл себя королем портных в Простейове, да еще бахвалился, что его фабрика — благодеяние для всего края. Пока это была маленькая фабричка, он любил, чтобы его называли «господин фабрикант», когда же фабричка превратилась в громадное предприятие, Краль стал называть себя портным. «Портной Ян Краль», миллионер, вымогатель, спрут с тысячью щупалец, крепко державших сотни полуголодных, заезженных работой кустарей на десятки километров вокруг.


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.