Возвращение Ганимеда [синематографический роман : фрагменты] - [5]

ГВЕНДОЛЕН

Пахнет болотом.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Если не хуже. (Пропускает сквозь пальцы зеленую воду.) Но в прошлый раз этот резервуар был сух до дна.

Гвендолен, набравшись решимости, следует его примеру, опуская в воду самые кончики пальцев.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Не правда ли, это чем-то напоминает чаши католических храмов, те, что для Святой воды? Вы их видели?

ГВЕНДОЛЕН

(надменно) Возможно, на нынешних экскурсиях. Но я не обращала особого внимания на выдумки католиков.

ЛОРД УИЛЬЯМ

И напрасно. Они большие эстеты, чем мы, и к тому же наши предки. (Его глаза смеются каким-то совсем мальчишеским смехом.) А коль скоро мы все равно не знаем, с какими жестами прикасались к священной воде Нила жрецы Изиды… (Прижимает мокрую ладонь ко лбу, груди, левому, а затем правому плечу. Негромко смеется, встретив эпатированный взгляд Гвендолен.) А Вы довольно забавны.

ГВЕНДОЛЕН

Милорд?

ЛОРД УИЛЬЯМ

Я не подразумевал ничего обидного. Просто Вы чем-то неуловимо напомнили мне мою жену, лэди Фрэнсис, когда она была даже еще моложе Вас. (Улыбается.) Она была своеобразным ребенком — и взирала на мир довольно требовательно.

ГВЕНДОЛЕН

(тихо) Вы уже были тогда знакомы?

ЛОРД УИЛЬЯМ

О, мы росли вместе. Мы ведь дальние родственники.

Гвендолен опускает глаза. Задумчиво погружает всю ладонь в затхлую воду резервуара.

XXVIII

Лондон Бридж со стороны Кинг Уильям Стрит. Черное небо. Андреа стоит и смотрит на воду, опершись на перила моста. Прогуливающиеся прохожие.

Один из прохожих, пройдя мимо Андреа, замедляет шаг, быстро оборачивается. Это Генри Коллинз.

ГЕНРИ

Андреа! (Смеется.) Последнее время в Лондоне легче натолкнуться на зулусских послов, чем на своих знакомых.

АНДРЕА

Генри? Я думал, ты в Оксфорде.

ГЕНРИ

Был. Целую неделю. Мне хотелось бы думать, что я достоин лучшей участи. Я приехал сегодня.

АНДРЕА

Гарри… знаешь, ты — единственный человек, которого мне сейчас вообще хотелось бы видеть.

ГЕНРИ

Эй, постой! То-то ты тут стоял с видом принца Гамлета, когда он думает, произносить или нет тот жутко длинный монолог. Что стряслось?

АНДРЕА

Ничего.

ГЕНРИ

Я уже заметил, что ничего.

АНДРЕА

Или — слишком многое, чтобы об этом имело смысл рассказывать.

ГЕНРИ

Другими словами — рассказ из тебя придется вытрясать как шестипенсовики из детской копилки. Зайдем уж тогда ко мне.

АНДРЕА

Гарри… Что толку — тут все равно уже ничего не поправишь.

ГЕНРИ

Как знать. Идем! Правда, ко мне должен зайти один приятель по Оксфорду — но это ненадолго. Я ему привез конспекты лекций, которые он прогулял.

АНДРЕА

Ну зачем я буду вешать на тебя своих собак?

ГЕНРИ

Не валяй дурака! (С улыбкой обняв Андреа за плечи, увлекает его от перил.)

АНДРЕА

Ладно, не буду.

XXIX

Комната Генри, в которую они заходят, обставлена ампирной мебелью, но заметно, что в этом выражается не вкус хозяина, а просто стиль дома. Вкусы самого Генри видны в другом — повсюду теснятся призы и вымпелы спортивных состязаний, охотничьи ружья, боксерские перчатки. На письменном столе, поперек доски которого почему-то валяется манежный хлыст, стоит фотография Сесиля Родса.

ГЕНРИ

Садись где хочешь, везде одинаковый разгром. В доме сейчас кроме меня только Нэнси, а она говорит, что в моей комнате ей делается дурно. Она, мол, еще рискнула бы попробовать прибрать, если бы под руки все время не попадались то трензели, то патроны. (Открывает бар, достает бокалы, виски и сифон.) А так она чувствует себя не горничной, а грумом или егерем. Не могу же я допустить, чтобы девушке делалось дурно по моей вине. Ты будешь виски?

АНДРЕА

(мрачно) Да. (С бессознательным вызовом выбирает в ящике сигару. Сердито обкусывает кончик, проигнорировав лежащий тут же нож. Откидывается на спинку кресла.)

Генри разливает виски, разбавляет содовой, подходит к Андреа, протянув ему один из бокалов, садится напротив. Отхлебнув виски, ставит свой бокал на столик и тоже выбирает сигару.

ГЕНРИ

(закуривая) Ну, а теперь выкладывай.

АНДРЕА

Легко сказать… Гарри, я правда хотел бы рассказать тебе. Только как-то не получается начать, слова нейдут. Подумай сам, тебе легко было бы рассказывать о том, что тебя попросту высекли. (Отпивает глоток.)

ГЕНРИ

(мягко) Слушай, старина, давай лучше без аллегорий.

АНДРЕА

Ладно. (Выпускает дым.) Понимаешь, я никогда в жизни не испытывал такого дикого унижения. (Его губы подозрительно кривятся, видно, что он перебарывает неожиданно подступившее желание разреветься.) Можно сказать, он в лицо назвал меня бездарностью.

ГЕНРИ

Кто?

АНДРЕА

(через силу) Пальчинский.

ГЕНРИ

Знаменитый пианист? Но какое ты можешь иметь к нему отношение?

АНДРЕА

(безразлично) Я учусь на приготовительном курсе Консерватории, в классе рояля.

ГЕНРИ

(присвистнув) А на воздушном шаре ты не летаешь? Извини. Ты об этом ни разу не упоминал. Я, впрочем, хорош: хотел ведь тебя спросить, какую ты школу кончаешь, мне было не совсем понятно. И все забывал выяснить, где ты учишься.

АНДРЕА

Теперь ты знаешь, где я учусь. Точнее — учился. Потому, что если я бездарность, то с сегодняшнего вечера я там больше не учусь. Тогда это, видишь ли, не имеет смысла.

ГЕНРИ

Постой-постой… Давай лучше по-порядку. (Из передней доносится звонок, о чем-то спрашивающий мужской голос и еще хуже слышные женские ответы.) Черт, это Раддерфорд! Немного невовремя. Ну да ладно — все равно я тебя никуда не отпущу, пока мы не заберемся в твоей истории. (Подходит к дверям, кричит в коридор:) Заходи, Джеймс, докладывать о тебе некому, все укатили в Брайтон! (Возвращается.)