Возвращение: Души теней - [21]

— Я научу тебя циркуляции Силы. Кровь циркулирует по телу? И Сила тоже. Даже люди это знают, хотя называют жизненную силу ци или ки. Ты просто рассеиваешь Силу вокруг — это и есть аура. Но если ты научишься ее контролировать, то сможешь скопить запас для серьезного дела и одновременно стать почти незаметной.

Елену это впечатлило:

— Почему ты мне раньше не сказал?

«Потому что я идиот, — подумал Дамон. — Потому что для вампиров это так же естественно, как для тебя дышать». Не моргнув глазом, он солгал:

— Для этого нужно достичь определенного уровня.

— А сейчас я справлюсь?

— Думаю, да, — Дамон подбавил в голос неуверенности.

Естественно, это только подстегнуло. Елену:

— Покажи!

— Прямо сейчас? — Он оглянулся. — Кто-то может проехать мимо…

— Мы же в стороне от дороги. Ну пожалуйста, Дамон. Пожалуйста, — эти огромные синие глаза слишком многие мужчины считали неотразимыми. Она прикоснулась к его руке, пытаясь установить контакт, но, когда он автоматически отступил, она продолжила: — Я правда хочу учиться. Научи меня. Просто покажи один раз, а я буду тренироваться.

Дамон опустил глаза на собственную руку, чувствуя, что здравый смысл и воля ему отказывают Как она это делает?

— Хорошо, — вздохнул он. Минимум три-четыре миллиарда жителей этой гнусной планетки отдачи бы все, чтобы быть с теплой, живой, порывистой Еленой Гилберт. К сожалению, он был одним из них — а ее это совершенно не волновало.

Конечно, нет. У нее же есть Стефан. Хорошо, посмотрим, останется ли его принцесса прежней, когда — если — она освободит Стефана и вернется живой.

Дамон сосредоточился на том, чтобы придать голосу, лицу и ауре спокойствие. У него был опыт. Всего пятьсот лет, правда, но он ведь увеличивался.

— Во-первых, нужно найти место, — он отметил отсутствие теплоты в собственном голосе. Тон был не просто спокойный, а ледяной.

Выражение лица Елены не изменилось. Она тоже умела быть бесстрастной. Даже синие глаза, казалось, подернулись ледком.

— Отлично. Где?

— Рядом с сердцем, чуть левее, — он прикоснулся к груди Елены, сдвинул пальцы влево.

Елена напряглась и задрожала — он это почувствовал. Дамон пытался нащупать местечко, где плоть особенно мягкая. Там, где, по мнению людей, находится сердце, — потому что именно там они чувствуют его биение. Оно должно быть где-то тут… вот…

— Теперь я запущу один или два цикла Силы. Когда ты научишься делать это сама — ты будешь по-настоящему контролировать свою ауру.

— А как я это узнаю?

— Ты узнаешь.

Он не хотел, чтобы она задавала вопросы, поэтому просто поднес к ней ладонь — не касаясь ни тела, ни даже одежды, — и синхронизировал ее жизненную силу со своей. Так. Теперь запустить процесс. Он знал, что почувствует Елена: удар тока в той точке, где он впервые к ней прикоснулся, и тепло, быстро распространяющееся по телу. Калейдоскоп чувств накрыл ее после первых двух циклов. Тепло шло снизу вверх, к глазам и ушам; внезапно она начала гораздо лучше различать звуки и цвета, потом тепло спустилось по позвоночнику до копчиков пальцев, сердце забилось быстрее, ладони покалывало. По руке пробежала дрожь. Наконец, энергия спустилась вниз по ее великолепным ногам, охватила ступни и пальцы, а потом вернулась обратно, к сердцу.

Дамон услышал, как Елена тихо вздохнула при первом касании. Потом сердце девушки стало биться чаще, ресницы задрожали — мир для нее стал намного ярче. Зрачки расширились, как будто она влюбилась, тело напряглось, когда в траве пробежал какой-то зверек, — без Силы она никогда бы не услышала этот звук. И так по всему телу, и еще раз и еще — чтобы она почувствовала. Потом он отпустил ее.

Елена тяжело дышала — это он расходовал энергию.

— Я никогда… не сумею… сама, — выдохнула она.

— Сумеешь, если потренируешься. Когда научишься, сможешь контролировать Силу.

— Раз ты… говоришь, — Елена закрыла глаза. Темная тень от ресниц лежала на щеках. Она выдохлась до предела. Дамон хотел притянуть ее к себе, но не стал этого делать. Елена ясно дала понять, что ей не нужны его объятия.

«Интересно, скольких она не оттолкнула?» — горько подумал Дамон. Собственная обида удивила его. Какая ему разница, сколько парией было у Елены? Если бы она стала принцессой тьмы, они охотились бы на людей, иногда вдвоем, иногда поодиночке. Он не ревновал бы. Так не все ли равно, сколько у нес поклонников сейчас?

Но ему было больно, и ответ прозвучал достаточно жестко:

— Я сказал, ты сможешь. Просто тренируйся.

В машине Дамон продолжал злиться на Елену. Это было нелегко — она оказалась идеальным попутчиком. Не болтала, не бубнила себе под нос, не — слава богу — подпевала радио, не жевала жвачку, не курила, не учила его вести машину, не просила поминутно останавливаться и никогда не спрашивала: «А мы уже приехали?»

Честно говоря, любому, мужчине или женщине, было бы трудно злиться на Елену Гилберт сколько-нибудь долгий отрезок времени. Она была не такой энергичной, как Бонни, и не такой скучной, как Мередит. Ее красоты хватало, чтобы компенсировать яркий, живой ум, а сострадание вполне уравновешивало эгоизм. Она была достаточно сумасшедшей, чтобы никто и никогда не сумел назвать ее нормальной. Она сохраняла верность друзьям и настолько легко прощала, что у нее не было врагов — кроме кицунэ и старых вампиров. Она была честной, откровенной, любящей, но было в ней и нечто темное, дикое, что друзья называли неудержимостью. Дамой знал истинную природу этого ее свойства. Оно компенсировало ее наивность, мягкость и искренность. Дамон был уверен, что эти Еленины качества не нужны ему, особенно сейчас.