Возвращение блудного сына - [73]

46

Заметив наблюдающего за ними издалека человека, артельщики запереглядывались; а вскоре подлетел к Семену их старший — рыжий, низенький, сильно пожилой уже; редкий волос пухом лез из-под картуза — и осведомился:

— Часом не из начальства будете?

— Губсовпроф! — отчеканил Семен. Достал из кармана мандат уголовного розыска, раскрыл и показал издалека, чтобы не разобрать было, что за документ. — Уполномоченный по проверке колдоговоров! Надо бы глянуть, как тут у вас… Не надо бояться, у нас тоже работа…

— А я и не боюсь! — хмыкнул десятник. — Чего мне теперь бояться, на старости-то лет!

— А смерти, например?

— Чего ее бояться? Пока живу — и смерти, выходит, нет. А помру — и совсем она мне будет безразлична… Каку, значит, проверку-ту учиняете?

— Нужен полный список рабочих по годам рождения, кто откуда, регистрировались ли на бирже, кто где имеет проживание на данное время, жилусловия тоже проверим; как с прозодеждой, расценки и прочее… — забубнил Семен. Ему было стыдно отрывать от работы людей, занятых добрым делом, и снова неприязнь к Войнарскому, зябкая, до мурашек по телу, окатила его.

— Это можно! — бодро ответил десятник. — Вот только вспомню ли сейчас? Что-то… болит моя головушка, охх… Пойдем-ко давай, маненько поправимся сейчас, а после уж я тебе всю подробность доложу. — Глаза его сразу как-то оплыли, он схватил Семена за руку и потянул за собой. Кашин вырвался, зашипел:

— Что ты, что ты! Разве можно, на службе ведь я, с ума сошел!

Тот кряхтел безнадежно и обиженно, озирался по сторонам. Семен понимал его: разных проверяющих, уполномоченных и агентов мужик повидал на своем веку куда как достаточно, знал, что добра от них ждать не приходится, и по мере возможностей избавлялся от них методом простым и испытанным. Других способов избежать докуки он не знал и теперь пребывал в растерянности и крепкой досаде, даже хватил кулаком по колену. Кашин не дал ему опомниться:

— Ну, давай сюда списочек-то, давай! Рработнички… — Он сдвинул вперед кепку, изображая заматерелого хозяйственника.

Фрол Анкудиныч вынул из кармана трухлявую, рваную на сгибах бумагу, протянул с тоской. Они отошли в тень, и Семен углубился в чтение.

Прочитав, ткнул в список пальцем и показал на рабочих:

— Все здесь?

— Все! Правда, есть еще мальчонка один — я его за куревом услал.

— Эксплуатация детского труда?

— Так сирота, сирота мальчонка, — заюлил десятник. — Пригрели возле себя, чтобы не загинул, не приведи господи, в воровстве. Николы Малахова вроде считается приемный сын.

Кашин покивал головой. В сущности, ему было все равно. Он заставил десятника поставить возле каждой фамилии число и месяц зачисления в артель и лениво смотрел, как десятник, старательно мусля химический карандаш, морща лоб и подолгу задумываясь, проделывал эту нехитрую операцию. По разумению Кашина, более чем нехитрую, ибо дата везде ставилась одна и та же. Только над фамилией, замыкающей список, Анкудиныч маялся долго, аж вспотел, высчитывал и бормотал. Неуверенно вывел цифру. Агент потянулся за бумагой, хотел что-то спросить, но неожиданно осекся: только что выведенная дата была датой гибели Баталова.

— Так-сс…

Запалившее после дождя солнышко стало печь голову Семена еще яростнее.

У него и мысли не мелькнуло о том, что могла произойти ошибка, возникшая из случайного совпадения. Злоба на Войнарского исчезла и сменилась великой благодарностью и восхищением. Однако, будучи уже твердо убежденным в своих способностях, Семен моментально переключил рассуждения с Юрия Павловича на себя, и теперь они имели примерно такое выражение: «Ну что ж, Семен Ильич, все правильно! Вот вам и Мишин убийца, пожалуйте бриться. А кто его нашел? Вот то-то…» Кашин вспомнил вдруг утро, когда узнал о смерти друга, как он клялся поймать его убийц и довести дело до справедливого возмездия. Бессильный и злой крик, исторгнутый им тогда, пророкотал в нем теперь грозно и торжественно. Он сунул руки в карманы, нагорбился и как-то ныром, волоча ноги, заходил от удивленного десятника к забору и обратно. Спохватился, успокоился и начал расспросы:

— Этот… — Он указал в конец списка. — Э… Чтэ? Почему позднее других? С биржи, что ли?

— Ну конечно! — заволновался Анкудиныч. Покопался в своих бумажках и подал Семену направление. Тот глянул искоса: документ был выдан через неделю после фактического появления Малахова в артели, дата какого значилась в списке. Десятник, посмотрев на кашинское лицо, понял, что допустил ошибку, заоправдывался:

— Да из-за него у нас особая вышла статья. Заведовал один мужик, а Никола в то время и заявись: «Возьмите да возьмите!» Ну, проверили в работе да взяли, куда же было деться? А потом уж я его через биржу запросил. Он мужик-от неплохой, трудящий… — Он искательно поглядел на Семена.

«И тебя проверить не мешает, не одна ли вы тут шаечка-леечка! — думал Семен. — Ладно, это можно по ходу…»

И, вспомнив слова начальника о сугубой осторожности, потянулся с хрустом и сказал:

— Надо бы мне этого Малахова запомнить на всякий случай. Всякие, знаете, бывают недоразумения. Эдак один, я помню, и работал-то месяц всего, а расчет затребовал за весь сезон. По судам всех затаскал! — Кашин сделал страшные глаза. — Отказали, конечно, но сколько мороки, ты подумай…