Возвращайся, сделав круг 2 - [96]

— Зачем мы идём сюда, господин? Так близко к деревне…

Киоко, не раздумывая, бросилась в кусты. Голос вроде бы человеческий, но люди в это время суток не менее опасны, чем чудовища. Хотя… если это — самурай, путешествующий со слугой, можно попросить их проводить её в деревню в обмен на ужин и приют на ночь.

— Почему мы так резко сменили направление, Иошинори-сама?

"Иошинори-сама" — точно самурай! Киоко уже собралась выглянуть из своего укрытия, но что-то её остановило. Путешественники совсем близко — лучше сначала посмотреть на них, а уж потом показываться самой. Припав к траве, она осторожно раздвинула ветки и окаменела от ужаса. Никакие это не самураи! Они — даже не люди, а… ёкаи! Но что делают так близко к человеческому жилью? Один, тот, который говорил, вне всякого сомнения — дзинко. Лисья морда, мерцающие в сгустившейся тьме глаза. А другой… у Киоко перехватило дух. Никогда в жизни она не видела более пугающего существа. Величественная осанка, длинные белоснежные волосы, а лицо… нечеловечески прекрасное… но, конечно, не такое приятное, как у Кицке. При воспоминании о возлюбленном у Киоко потеплело на душе, но ненадолго. Что-то пронеслось над головой, и она вздрогнула от пронзительного визга.

— Эй, маленькое чудовище! Возвращайся! Гоняться за тобой не буду, так и знай! — дзинко махнул лапой.

Пронёсшееся над девушкой существо метнулось к нему и, упав на плечо, злобно зафыркало. Киоко была близка к обмороку. Существо оказалось ничем иным, как камаитати — яростным ночным кровопийцей. Кромсая тела, эти безжалостные создания до капли выпивают кровь своих жертв. И, подумать только, оно было к ней так близко!

— Уймись уже, — проворчал дзинко, поглаживая кровопийцу по шёрстке. — Знаю, что здесь человеческая девушка…

Киоко похолодела. Неужели говорят о ней?..

— …но это — не Аими. Хотя запах, который так и вьётся в воздухе… — и замолчал, когда беловолосый повернул голову. Киоко показалось, глаза ёкая полыхнули синим, но наверняка это — игра проникавшего сквозь листву лунного света.

— Прости, господин… — пробормотал дзинко. — Теперь и я чувствую этот запах — никогда его не забуду. Он очень слабый, едва уловимый…

— Какой умный слуга!

Больше Киоко не сомневалась — эту ночь ей не пережить. Прощай, Кицке! Желание угодить любимому довело её до беды… В нескольких шагах от беловолосого из ниоткуда возникла старуха в тёмной хаори. Но Киоко прекрасно понимала, обычная женщина не будет вот так просто беседовать с ёкаями. Наверняка это — ведьма или злой дух.

— Господин! — предостерегающе выпалил дзинко.

Кровожадный камаитати зашипел, собираясь броситься на ведьму, но дзинко его удержал. Киоко зажала ладонями рот, чтобы не закричать от страха. А старуха вежливо поклонилась.

— Говорят, вещи навсегда сохраняют запах хозяев, какое бы короткое время им ни принадлежали. До сих пор не знала, правда ли это — моё обоняние не может сравниться с твоим, Иошинори-сама. Но, судя по тому, что ты — здесь, так и есть, — рука старухи вынырнула из рукава, и Киоко рассмотрела в ладони длинную заколку — такие украшают причёски благородных дам. — Мой глупый слуга сохранил это на память о той, кто спасла ему жизнь. Подозреваю, он всё-таки влюбился в неё, несмотря на мои предостережения. Хочешь оставить себе, Иошинори-сама?

— Для этого ты здесь, Чиио?

Киоко поёжилась от звука его голоса. Низкий, совершенно бесстрастный, но от него веяло невероятной силой и властностью. Будь у Кицке такой, она бы боялась его, как лесного пожара.

— Важно не почему здесь я, Иошинори-сама, а для чего пришёл ты.

— Твоим языком говорит жалкий червь, скрывавший свой облик за лицом другого, — в голосе ёкая прозвучало презрение. — Мне неинтересен этот разговор.

Он двинулся, собираясь уйти, но старуха быстро заговорила:

— Неинтересен, Иошинори-сама? Ты сворачиваешь с пути, уловив едва различимый, но так хорошо знакомый тебе запах, приходишь сюда, не смутившись близостью человеческого жилья, и всё — чтобы увидеть его источник. И теперь тебе неинтересно, что я могу рассказать о девушке, покинувшей этот мир?

— Она не покинула этот мир, — ледяным тоном отрезал ёкай. — Я убил её собственной рукой.

— Иошинори-сама, Иошинори-сама. Эта девушка без труда миновала границы миров, мимоходом освободила тебя от сильнейшего заклятия, проходила через мощнейшиее магические барьеры, их не замечая. Так неужели, думаешь, создание с духом подобной силы так легко уничтожить? Тем более создание, прикоснувшееся к Чаше Будды. Дух — явление сущности мироздания, а сердце — его средоточие. Именно в сердце заключено духовное начало любого существа. Дух этой девушки вобрал в себя часть заключённой в Чаше благодати, и если пронзить её сердце, смерть будет… не совсем обычной. Скажи, Иошинори-сама, случайно не этот способ ты выбрал, чтобы "убить" её?

Прислушиваясь к непонятному разговору, Киоко на время забыла о страхе. Существа говорили об ужасных вещах, но выражения их лиц были странными: злорадное — у старухи и словно окаменевшее — у ёкая.

— Так и думала, — скрипуче рассмеялась ведьма. — Это дитя с необычными глазами ранило тебя задолго до того, как ты отплатил ей той же монетой. Исходившее от неё тепло согрело твою душу и воспламенило сердце. Настолько, что ты не вынес этого жара. Но ты бы не забрал её жизнь, не будучи уверенным, что тем самым даруешь ей другую. И всё же есть одна… подробность, о которой ты не знаешь. Твой брат-полудемон…