Возвращая к жизни. Истории реаниматолога из «петербургского Склифа» - [7]

Правильная стратегия выздоровления

В поведении больных есть две крайних противоположности – полный уход даже в пустяковую болезнь и полное отрицание болезни.

Первые, как правило, лежат с томным взглядом, говорят тихим голосом. Такое поведение в основном ориентировано на окружающих – чтобы пожалели. Этим людям, видимо, в обычной жизни до болезни не хватало тепла, ласки, внимания, и они ухватываются за болезнь, как за средство получить недополученное в обычной здоровой жизни. Следующая стадия в их поведении: если болезнь не приходит, я ее вызову и все равно получу то, чего мне недодали.

А есть те, кто вообще отрицает болезнь. Им вечно на работу надо. Реальная история: мой друг звонит мне с температурой 39 градусов, он задыхается, у него коронавирус. Звонит и просит меня: «Подскажи, как закрыть больничный, я на работе нужен». Я ему говорю: «Тебе не больничный надо закрывать, а вызывать скорую и ехать в больницу – ту, где могут дать кислород».

И тот, и другой тип поведения вредны. Но отрицание болезни опаснее. Самая эффективная психологическая стратегия выздоровления – это настрой на победу и сотрудничество с врачом.

Дружите с врачом, а не с болезнью

Еще Гиппократ говорил: есть трое – врач, пациент и болезнь. Если двое объединяются, они всегда побеждают третьего. Если пациент объединяется с врачом, то он борется. А если он теряет веру, то быстро угасает. Не всегда происходит именно так, но большая доля правды в этом есть. Были случаи, когда пациенты проявляли волю и мужество. От работы с ними получаешь большое удовлетворение.

У человека, который хочет выздороветь, должно быть понимание, что врач – его союзник и они воюют вместе. Должен быть оптимистичный настрой: мы победим, как бы ни было трудно. И должна быть воля. В каких-то случаях больному надо три дня полежать, а в каких-то, наоборот, сесть и посидеть, потому что хватит лежать (конечно, предварительно посоветовавшись с врачом). Это требует волевых усилий.

Синдром взрослого ребенка

Есть такой предмет «медицинская психология». На мой взгляд он не совсем правильно преподается в медицинских вузах. Нам рассказывали о психологии больных на 2-м или 3-м курсе, когда мы их еще в глаза не видели. Правильнее было бы читать этот предмет на 5-м курсе, когда студенты уже ходят из одной больницы в другую. Ну и еще гораздо серьезнее надо бы психологию преподавать. По крайней мере, серьезнее, чем было в наше время (не знаю, как это происходит сейчас).

Я нигде в учебниках по медицинской психологии не встречал того, о чем сейчас расскажу. Это мое собственное наблюдение, основанное на личном опыте и довольно большой практике. Я считаю, что, заболев, человек психологически переключается с программы «взрослый» на программу «ребенок».

Чем ребенок отличается от взрослого (если, конечно, его жизнь не протекает в экстремальных условиях – где-нибудь в Африке, где не хватает еды и воды)? Жизнь ребенка беззаботна. За него обо всем думают родители. Ребенок может принимать решения, но не отвечает за их последствия. Взросление – это, собственно, переход к самостоятельному управлению собой и принятию ответственности за последствия своих решений.

Так вот, когда наступает болезнь, особенно если это происходит внезапно, и человек не успевает адаптироваться от режима здоровья к режиму болезни, он пугается. И превращается в ребенка. Ему страшно принимать какие-то решения – например, ехать в больницу или нет. Его надо уговаривать. «Давай сделаем укол?» – «Нет». Ребенку в такой ситуации надо дать конфетку, игрушку. Если есть такая возможность, врач это и делает. Но бывают острые ситуации, когда уговаривать некогда.

Привезли человека с желудочным кровотечением. Мы это видим по характерным клиническим признакам – рвота кровью или содержимым цвета «кофейной гущи», черного цвета стул, бледная холодная кожа, снижение давления. Картина достаточно типичная. Но чтобы найти источник кровотечения, ему нужно сделать гастроскопию или, как говорят обыватели, проглотить кишку. И я вас уверяю, сегодня в 80–90 процентов ситуаций этой кишкой все и решается. Пациенту не нужно резать живот, отрезать желудок, как делали раньше при язвенных кровотечениях. Но гастроскопию надо провести вовремя. Потому что пациент теряет кровь, а это конечный ресурс (у мужчины 70 миллилитров на килограмм массы тела, у женщины – 65), который убывает. И без согласия больного мы не можем дать ему проглотить эту кишку. Он взрослый человек. Но говорит: «Нет, не буду глотать – мне страшно». Ему можно сказать, что мы сделаем обезболивающий укол, он будет в полудреме и ничего не почувствует. А если все-таки откажется? Что делать? Просто смотреть, как он умирает? Или совершать над ним насилие? Вызвать четырех санитаров, привязать его и что-то делать против его воли? Но насилие над человеком жестко регламентируется нашими законами. Теоретически можно было бы прибегнуть к психиатрическим препаратам. Психофармакология – великая дисциплина. Сегодня абсолютно не нужно работать в гестапо и кого-то пытать. Сломать сознание и волю человека можно в любую нужную сторону этими препаратами. Но мы не имеем права это делать без медицинских показаний. В данном случае их нет, и если человек отказывается глотать кишку, остается один выход: воздействовать на него чисто психологически – беседой.