«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы - [14]

В любой простолюдный кабак,

Где можно почувствовать сразу свободу

Среди незнакомых гуляк.

Где можно забыться, душой молодея,

Не веря в жестокий обман…

И, медленно, верно и сладко пьянея,

Он пьет за стаканом стакан.

Кто может быть близок ему, или равен

На склоне дряхлеющих лет?

Какой-то Капнист и какой-то Державин

Едва появились на свет.

Полвека отдал он российскому слову, ―

На лаврах пора почивать.

Он оду вчера написал Пугачеву

И ― больше не будет писать.

Поэт трех цариц не боится доносов ―

Ему ли испытывать страх?

Он с музой сдружился, когда Ломоносов

Еще пребывал в мужиках.

Кто тайну открыл хореической оды?

И вот, с табакеркой в руке,

Встает он, роняя скамью, и на своды,

Моргая, глядит в кабаке.

Не знает поэт человеческих сроков,

Он видит немеркнущий свет:

За партой стоит Александр Сумароков,

Семнадцатилетний кадет.

И внемлет ему молодая Россия,

Наследье Петровых годов.

Услыша внезапно, услыша впервые

Всю музыку русских стихов.

О, премудро божество!

От начала перва века

Такового человека

Не видало естество.

Цесарь страшен был во брани,

Август покорил весь свет,

К Александру носят дани,

Где лишь меч его сверкнет.

Петр ― природу пременяет,

Новы души в нас влагает,

Строит войско, входит в Понт,

И во дни такой премены

Мещет пламень, рушит стены,

Рвет и движет горизонт.

На впалых щеках розовеет румянец ―

Забвенья поэзии нет.

И первым в Москве среди признанных пьяниц

Становится первый поэт.

1944

«Уже никто чудес не просит…»

Уже никто чудес не просит,

И больше нет на свете слез.

А смерть все так же мерно косит

Свой нескончаемый покос.

Но вот, за звонкою косою,

Почти в беспамятстве, в бреду,

Дотла сожженной полосою

Я, зачарованный, иду;

Гляжу на грозное движенье

Косы в испытанной руке,

На странный взмах и на паденье

Людей совсем невдалеке.

Но нет в душе тоски и страха,

И вижу я: из пустоты,

Из кровью залитого праха

Растет трава, цветут цветы,

И лес весенний зеленеет,

И льется дождик на поля,

И с каждым часом хорошеет

Испепеленная земля.

И смерти нет… А за косою

Идет мой пращур и поет,

И загорелою рукою

Меня манит, меня зовет.

1944

«За легкомысленный язык…»

За легкомысленный язык,

За склонность к ветреной забаве,

За то, что я уже привык

К незатруднительной отраве,

За все, за все, чем грешен я,

Ты ниспошли мне наказанье,

Но не лишай меня огня,

Оставь широкое дыханье,

Любви и песен не лишай

И не клади во гроб живого,

Ты видишь: льется через край

Еще взволнованное слово.

1944

Бабье лето

Стали дни прозрачнее и суше,

Осыпаться начинает сад,

Пожелтели розовые груши,

Золотые яблоки висят.

От плодов, от солнечного света,

На душе спокойней и ясней,

И сюда теперь приходит лето

Из своих пустеющих полей.

Там летят по ветру паутины,

Все хлеба уже давно в снопах.

Бабье лето! Первые морщины,

Первые седины на висках.

1944

Печальное вино

1 «Не с животворящим и веселым…»

Не с животворящим и веселым,

Дружным с нежностью, с любовью,

                                        со стихом,

А с тяжелым, непробудным, новым,

Уводящим к гибели вином;

Без раскаяний, без веры, без возврата,

Без тебя ― наедине с собой,

Я уже не вспомню чем когда-то

Был мне этот перстень золотой.

Все как есть на свете забываю,

Сам себя не узнаю в лицо.

Если крест нательный пропиваю,

Что мне обручальное кольцо!

И напрасно ты в своей тревоге,

В жалости, в смятении, в тоске

Встанешь предо мною на пороге

Призрачным виденьем в кабаке.

2 «Жалей других, но не жалей себя!..»

Жалей других, но не жалей себя!

И вот, с ненужными, случайными, чужими

Я пью вино, безжалостно губя

Твое неповторяемое имя,

Моя неразрешенная любовь,

Уже без вдохновений, по привычке,

В нестройном хоре праздных голосов

Участвую в унылой перекличке.

А ты молчишь, а я опять в бреду

Стремлюсь к тебе вслепую, как лунатик,

Как акробат испытанный иду,

Качаясь на протянутом канате.

А ты все ждешь ― ужели не сорвусь

Я с этой проволки железной.

Какой простор, какой простор и грусть

В моей свободе бесполезной.

1945

«За твое тревожное молчанье…»

За твое тревожное молчанье,

За биенье сердца моего,

За внезапное короткое свиданье,

На котором не случилось ничего,

За подсказанное вновь стихотворенье,

(В нем тебя опять не назову),

За такую нежность сновиденья,

О которой не расскажешь наяву,

За печаль, за тайное участье,

За любовь ― отвечу я потом;

Но сегодня сокровенно счастье,

Как ручей, еще сокрытый льдом.

1945

«За безропотную службу…»

За безропотную службу ―

В битвах пролитую кровь,

За возвышенную дружбу ―

Бескорыстную любовь,

За отцовские могилы ―

Родовые образа,

За растраченные силы,

За цыганские глаза,

За угарные попойки,

Где поились подлецы,

И за пропитые тройки ―

Золотые бубенцы,

Только жалкие равнины,

Только жалость без конца,

Да столетние руины

У дворянского крыльца.

Без пощады, без возврата,

Без умеющих помочь,

И как черный флаг пирата,

Все собой покрыла ночь.

1945

«Не плыву ― улетаю в Америку…»

Не плыву ― улетаю в Америку.

Кто поймет беспросветную грусть?

Это значит: к заветному берегу

Никогда, никогда не вернусь.

Это значит: благополучию

Свою жизнь навсегда уступил,

Полунищую, самую лучшую,

О которой я Бога просил.

1945

«О чем грустить, по ком скучать!..»

О чем грустить, по ком скучать!

В рассветной мгле стоят опушки,

О многолетии кричат

Неугомонные кукушки;

И вторит им весенний хор,

Разноголосый щебет птичий.