Возрождение - [43]

− Готова? − спрашивает он.

Планшет скорее всего подключен к компьютеру Мэлоуна, потому что он нажимает пару клавиш, и женский образ предстает передо мной. У нее каштановые волосы и карие глаза, бледное узкое лицо, непримечательное во всех смыслах. Я никогда не видела ее раньше.

− Ее звали Сара Фишер, − говорит Мэлоун. − Этому фото двадцать два года. Она была био-инженером, которая изучала реакцию организма на травмы и вложила свой немалый талант его применения для неправильных людей. Мы подозреваем, что по незнанию, ее исследование частично финансировалось в рамках известной террористической организации.

Мэлоун нажимает другую клавишу, и появляется новое фото Сары Фишер. На этом, она явно беременна.

− На седьмом месяце беременности Фишер исчезла. Мы не знаем, почему, но подозреваю, она поняла, что ее исследование было успешным и не хотела, чтобы спонсоры заполучили его. Она уничтожила все свои лабораторные записи и проделала очень тщательную работу. К сожалению для нее, она не так постаралась замести следы. И была убита пять месяцев спустя. Ее ребенок считался тоже погибшим. Есть вопросы?

− Какая террористическая организация?

Мэлоун делает извиняющее лицо.

− Я боюсь, что у тебя нет разрешения на эту информацию, но не волнуйся. Это не важно для того, что тебе нужно сделать.

Возможно да, а возможно и нет. Но если у меня нет доступа к информации, спор по этому поводу не принесет никакой пользы.

− Почему предположили, что ее ребенок тогда погиб? Он не был найден в течение трех месяцев после того, как она родила.

− Ах, это наиболее актуальный вопрос, который ты могла задать. − Мэлоун нажимает другую клавишу, и планшет выглядит пустым еще некоторое время, − На шестом месяце беременности УЗИ показало, что у плода доктора Фишер была анэнцефалия − неполноценное развитие мозга. Полагаю, это не упоминалось на ваших уроках биологии?

− Нет.

Мэлоун переносит новый файл на планшет.

− Ты можешь исследовать его подробнее позже, но это дефект нервной трубки. В основном это значит, что череп плода не полностью формируется, а головной мозг не развивается. Те немногие дети, имеющие это заболевание и дожившие до рождения − глухи, слепы и не имеют надежды на то, чтобы когда-либо прийти в нормальное состояние. Они умирают в течение нескольких дней, если не часов. Это сто процентов фатальный исход и неизлечимо. Вот откуда все становится интереснее.

Он делает паузу, явно ожидая вопроса. Так что, я задаю один.

− Интересно что?

− Мы недавно обнаружили, что ребенок Фишер жив и является ничем иным, как медицинским чудом. Только из-за ее исследования мы подозреваем, что это меньше чудо и больше наука. В срок в шесть месяцев у этого ребенка − назовем его или ее Х − даже не функционировал мозг. И сейчас, в девятнадцать лет, он или она живы и, у нас есть все основания полагать, что он совершенно нормальный и здоровый.

Я моргаю. Лаборатории по укреплению исцеления и укрепления иммунной функции в лагере работали столько, сколько я могу вспомнить. У них был некоторый успех, но то, что говорит Мэлоун, звучит более продвинуто.

− Вы думаете, что доктор Фишер вылечила анэнцефалию?

− Нет. Хотя это и было бы благородное стремление, ни одна террористическая организация не финансировала бы ее для этих исследований. Мы считаем, что Фишер каким-то образом изменила ДНК Х. Перед смертью она работала над способами значительного ускорения естественных процессов заживления. Если ей это удалось, то есть причина, почему она отчаянно пыталась скрыть свои результаты.

Я чуть не роняю стакан воды.

− Значительно ускорить? Вы думаете, что доктор Фишер увеличила своему ребенок мозг?

− И череп. Не забывай, поскольку это так же важно в данном случае. Но да, это своего рода регенерация, которую изучала Фишер. Можем ли мы сделать возможным для солдата принять пулю в грудь и заживить ее достаточно быстро для того, чтобы он выжил без медицинского вмешательства? Если бы мы знали, как это сделать, представь, сколько жизней можно было бы спасти.

Хотя Мэлоун ставит это как вопрос, словно это не такое уж большое дело, я вижу блеск в его глазах. Это огромное дело. Удивительное дело.

− Если она действительно выяснила ответ на этот вопрос, для нее было бы безумием уничтожить свои исследования.

Он пожимает плечами.

− Нет, если она не хотела, чтобы спонсоры получили данные. Сколько бы добра ни могло сделать данное исследование, подумай также и о зле, попади оно в чужие руки. Оно делает этого ребенка невероятно ценным и ставит его или ее жизнь в большую опасность. Группа, которая финансировала исследования Фишер, обнаружила, что ее ребенок жив примерно в то же время, что и мы, и мы знаем, что они заинтересованы в том, чтобы данные попали в их руки. Поэтому наша задача − найти Х первыми и защитить его.

Значит, это скорее всего та часть, где вступаю я. Хотя Мэлоун смутно говорит о деталях, я надеюсь, что у него есть больше информации об этом, чем он показал до сих пор.

− Как вы узнали об этих данных без выяснения того, является ли Х – парнем или девушкой?

− Хороший вопрос. Фишер работала не в одиночку, конечно. Пару ее коллег исчезли с ней. Мы предположили, что все они были убиты примерно в одно, что и она, но, видимо, один из них выжил и знал о ребенке. Сейчас он мертв, но мы обнаружили среди его пожитков упоминание о том, что ребенок Фишер был отдан на усыновление анонимно. Похоже, что этот коллега нашел ребенка и следил за ним или ней все эти годы. Коллега был очень осторожен в том, чтобы скрыть индивидуальность ребенка; к тому времени, как мы добрались к месту происшествия, его записи были в большинстве своем уничтожены. Но мы нашли подсказку − название колледжа – имени Роберта Трита. Это небольшая либеральная школа искусств недалеко от Бостона. Мы считаем, что Х посещает ее.