Возрождение, или Граната в руках обезьяны - [30]

Однажды ночью на нас напало племя кочевников-людоедов, была страшная резня, все стояли до последнего (никто, по-видимому, не хотел быть съеден), женщин и детей варвары забрали с собой. Прошла неделя, настал черед Эуропы кормить ненасытных вурдалаков. За ней пришел верзила, он без лишних церемоний, накрутив косу на руку, потащил к костру. Возле костра решил немного поразвлечься, сорвал с себя набедренную повязку и долго тряс ею над головой, крутя своим обнаженным задом, толпа ликовала. Девчонка, тихо подняв головешку, обхватила косу сырой травой возле головы, подожгла ее. Огонь быстро пережег косу и перекинулся на волосатые руки «неандертальца», затем на грудь. Горящий человек закрутился волчком, потрясая воем окрестности, дикари застыли в ужасе, и никто уже не обратил внимание, что девчонки след простыл.

После месяца скитания она снова попала в лапы вурдалаков-отшельников, по стечению обстоятельств здесь же оказались дед с воинами.

По рассказу дед сделал вывод: «Есть две новости, хорошая и плохая. На расстоянии двух месяцев пути диких людей нет, но также и разумных».

Поразмышляв немного, добавил: «Наши предки пришли с востока, на юге свирепствуют ящеры, на западе — вурдалаки, осталось северное племя, которое, если не помочь, может исчезнуть».

Проспав до полудня, я с неохотой вылез наружу, после грозы воздух благоухал свежестью, солнышко словно умылось дождем, пригревало землю, так что испарение подымалось легкой дымкой. Вдали над лесом, где находились полянки, вились густые клубы пара, казалось, весь лес охвачен пожаром.

Эуропы нигде не было, и я побрел к деду в кузницу.

— Доброе утро, — съязвил дед.

— Какое оно доброе, все разбежались, меня не разбудив. Куда ушла Эуропа? Я думал она здесь.

— Она практически не ложилась спать, раненько еще затемно прошмыгнула в дверь.

— Зачем? Куда?

— Не волнуйся так, придет, она всегда днем исчезает от людей.

— Вчера она была с нами, чего бы ей теперь бояться?

— Нас да, но есть и другие. Поначалу вообще никто не видел, где она бродит, только еда исчезала с камня за околицей, которую я оставлял для нее. Затем с детьми часто гуляла. Лучше займись делом.

Работать с утра, то есть после сна, мешала лень-матушка, взгляд остановился на штанге.

— Размяться, что ли? — с непомерной тяжестью выдавил я.

Хруст в суставах напомнил, как давно я это делал, приложил усилия, она взлетела над головой. Полчаса упражнений вернули бодрость, мышцы вздулись буграми, сверкая потом в лучах солнца.

— Так не договаривались, я просил потягать железо, — усмехнулся дед.

— А это что, не железо? — сострил я. — Ладно буде, где твои железяки, куда их?

— А то в первый раз, дикарь с востока, что ли?

Сортировка металла — утомительная работа, разбирать приходилось не только по весу и цвету, но и прочности. Я знал, что одинаковое на вид железо имеет разные свойства, одно легко плавится, другое наоборот. Есть белый металл, легок, как пушинка, а прочность имеет огромную, правда, на ножи не годный, быстро тупятся, чего не скажешь про тяжелые. Найдешь кусок белого, чистого, сверкающего на солнце, вот клинки добротные получаются. Однажды дед ковал длинный нож из тугоплавкой стали, две недели мучился, много угля перевел. Железо с трудом поддавалось ковке, и то если раскалять добела. Настал день, нож готов, отточен, на лету волос рубал, рассекал даже железо и не тупился, но первый бросок в дерево испоганил все: ударившись плашмя, нож рассыпался на мелкие кусочки, словно лед. Как дед только не вспоминал всех «матерей» на свете. Зато наконечники из них вышли чудесные, они рассекали кости, словно мелкие сучки, пробивали лося навылет, перерубив два ребра, дело оставалось за добротным луком и силой стрелка. За сортировку взялся, как бешеный, куски железа летели в разные стороны, разделяясь по цвету и весу.

— Потише, берсерк, зашибешь ненароком, — заворчал дед.

— Еще на охоту надо сходить или голодовку объявляешь? — огрызнулся я.

— На том свете обед мне не нужен, — немного спокойнее ответил дед. — Интересно, что это? С виду цельный стержень, но неравномерно легок по длине. Щас кувалдочкой пройдусь, женщинам на безделушки сгодится.

— Погодь, дай посмотреть, тебя хлебом не корми, дай кувалдой помахать.

— С жужжалками ковыряться по твоей части. Толку от них мало.

— Не скажи, без нее мы не вернулись бы с севера.

— Ладно, держи, только на мне не испытывай, — улыбаясь, закончил Мастер Сталь.

Кругляш и вправду оказался странный, с одного конца виднелись углубления враз по ладони, рука лежала как влитая, словно ручка кинжала. Второй конец выступал с ладони на четверть и не имел практически веса.

— Этот предмет держал робот, видно, воин сумел вырвать из стального захвата, — немного помолчав, добавил. — Я не смог. Ладно, пошел я на охоту, с этим разберусь попозжа.

— Вот так и изменяется наш язык, — уколол старик.

— Бе-е, нормальный язык, — высунув язык, сердито пробурчал я.

Отходя, взгляд остановил на прозрачной замерзшей слезинке размером с голубиное яйцо, завалившейся в металлоломе. Формой точь-в-точь капля, острый конец заканчивался металлическим колпачком, из которого торчали два коротких штырька с дырочками. Немного покрутив, положил в карман, Эуропе подарю.