Возрождение - [69]

Теперь она поглядела на меня в упор, с вызовом в своих выразительных глазах.

— Это как раз то, что я не могу понять. Правда, я потеряла мое спокойствие, я чувствую ваше присутствие.

Меня наполнило восхитительное чувство радости и торжество, до сих пор еще владеющее мной. Если она чувствует мое присутствие…

— Вы разрешите мне курить? — спросил я самым безразличным голосом, чтобы скрыть свои переживания. Она кивнула головой и я закурил сигаретку.

— Вы чувствуете себя неловко потому, что не доверяете мне, думая, что, под всем этим, может крыться какая-то ловушка и что получив над вами власть, я могу схватить вас. Был момент, когда мне могло захотеться этого, но вы вылечили меня от подобного желания, и теперь ничто не может помешать тому, чтобы мы были хорошими знакомыми, даже, если ваши предубеждения и не допустят вас до дружбы.

На минуту в ее лице появилось смущенное выражение. Я играл на своем знании человеческой психологии — мое равнодушие неминуемо должно было возбудить в ней хищнический инстинкт — если только я смогу выдержать характер и провести свою роль до конца. В этом случае я выиграю в очень короткое время. Но она так привлекательна, что я не знаю еще — хватит ли у меня на это силы воли.

— Вы не дадите мне никакой регулярной ежедневной работы? — спросила она тоном насмешливого почтения. — В последнее время я не ответила ни на одно письмо и не платила по счетам.

— Да, я кое-как справлялся с этим сам, ожидая вас, но если вы еще раз просмотрите книгу, то мы сможем, наконец, послать ее издателю.

— Хорошо.

— Я не хотел бы, чтобы вы сидели дома или работали, не будучи расположенной к этому, у нас масса времени, вся наша жизнь. Без сомнения, если ваша мать уезжает, вы захотите провести завтрашний день с нею.

— Мне не к чему возвращаться туда — сегодня утром я попрощалась с нею и явилась сюда, готовая остаться. Конечно, если вам хочется побыть одному, я могу пойти погулять.

Последние слова она произнесла с особенным выражением в голосе.

— Конечно, вы будете гулять, выезжать и ходить за покупками — не думаете же вы, что я буду держать вас пленницей, обязанной являться по первому моему зову.

— Да, я так себе и представляла это. Иначе это было бы нечестно — ведь я ваша служащая, получающая настолько высокое жалованье, что вряд ли смогу его отработать. В другом случае или на других условиях я никогда не заключила бы этой сделки — я терпеть не могу пользоваться чужими милостями и одолжениями.

— Мадам Люцифер.

Ее глаза сверкали.

— Знаете ли, я совсем не обязан заставлять вас работать, — продолжал я, — это не входит в условия. В нашей сделке было обусловлено, что я не буду просить одолжений у вас, что я не буду требовать привязанности, ласк и прочего, а также не буду рассчитывать на то, что вы будете моей женой в действительности.

Она нахмурилась.

— Вы можете успокоиться. Вы так долго враждебно относились ко мне — с того времени, как мы были летом в Версале — что совсем на привлекаете меня теперь. Меня интересуют только ваши интеллектуальные качества и игра. Если вы раз, другой будете разговаривать со мной и играть мне на рояле, все будет в порядке. Теперь — уверившись в этом — сможете ли вы почувствовать себя хорошо и снова обрести покой?

Я знаю, почему она носила очки — она не может скрыть выражение своих глаз. Ее зрачки расширяются и сокращаются и говорят чудесные вещи. Я знаю, что занятая мною позиция сильно действует на нее, как настоящей женщине, ей неприятно, что она потеряла власть надо мною, даже над моею чувственностью. Мне доставлял такое удовольствие мой успех, что я готов был рассмеяться, но смотреть на нее я избегал — в противном случае я не смог бы продолжать игру. Не могу и описать, до чего она была очаровательна.

— Меня очень интересует, почему у вас были такие красные руки, — спросил я после маленькой паузы. — Теперь они гораздо белее.

— Я должна была работать… мыть посуду. Наша старая нянька заболела также, как моя мать, а потом мой брат… — в ее голосе что-то оборвалось. — Я не больше вашего люблю красные руки. Они всегда раздражали моего… моего отца. Теперь я поухаживаю за ними.

— Пожалуйста.

Пришла вечерняя почта, которую Буртон, совершенно естественно, воображавший, что подобные вещи не могут интересовать меня в день моей свадьбы, отложил на стоявший в стороне столик. Заметив небольшую стопку писем, я попросил Алатею дать их мне, что она и сделала.

На самом верху лежало письмо от Корали, а вслед за ним сейчас же другое — от Соланж де Клерте. Алатея видела, что оба были написаны женским почерком. Остальное были счета и деловые письма.

— Вы разрешите вскрыть их?

— Конечно, — и она покраснела. — Как глупо спрашивать меня, разве вы не хозяин здесь?

— Дело не в том, — даже не будучи моей женой, вы — лэди Тормонд и имеете право требовать вежливости.

Она пожала плечами.

— Почему на записке, приложенной к браслетам, вы написали «Алатее — от мужа». Вы — сэр Николай, а не мой муж.

— О, вы правы, это была глупость, простая описка, — и я равнодушно вскрыл послание Корали и улыбнулся, читая его.

Как бы для того, чтобы затенить глаз я поднял руку и сквозь пальцы посмотрел на Алатею. Она наблюдала за мной с выражением немного беспокойного интереса — пожалуй, я мог бы поверить, что она