Возрастной шовинизм - [11]
- «Прах ты и во прах возвратишься», гласит Бытие, глава 3, страница 19.
- Так церковь, батюшка, не воспрещает это самое, что сжигать покойничков?
- Нет, ни один собор, тетя, ни канон кремации не запрещает… и через погребение - прах, и через сожжение - прах!
Кажется, старушка довольна! Батюшка не воспрещает. Кто о чем, она, старая, о смерти думает… Хочет по-новому умирать. Новое побеждает старое.
Вот оно, это новое: величественное, урбанистическое здание крематория. Вдали вышка радиостанции им. Коминтерна!…
А вот старое: красные стены былого Донского монастыря.
Где еще так разительно различие веков «нынешнего» и «минувших», где еще в мире - вышка радио и крематорий вырисовываются на фоне красных стен XVI века и шатровых колоколен, с которых глядел еще Дмитрий Донской…
День в крематории начинается рано, в 9 часов все уже на местах. В большом зале, под пальмами - гражданская или религиозная панихида. Священников сменяет католический патер.
- Следующий!
300 рабочих провожают умершего товарища.
Речи, оркестр музыки.
Но вот панихида окончена. Крышку гроба снимают. Близкие прощаются с усопшим.
Короткий звонок, и гроб очень медленно опускается вниз.
Только двое из близких могут сойти вниз, в «рабочее помещение», где происходит самый процесс сжигания.
Ряд помещений необычайной чистоты. Изоляционные камеры для умерших от сапа, легочной чумы и сибирской язвы.
Небольшая прозекторская - на случай вскрытия.
Кремационное отделение.
Гроб на рельсах. Венки снимаются и будут отданы родственникам.
Номерок из огнеупорного кирпича кладется на гроб.
С этим номерком гроб медленно вводится в печь. Этот номерок извлекается затем вместе с останками сожженного, благодаря чему избегается возможность смешения останков разных лиц.
Гроб въезжает по рельсам в печь. Он мгновенно охватывается пламенем. Гроб из легкой фанеры.
Железные дверцы печи захлопываются заслоном. Вы подходите к печи вплотную. Там, за этими кафелями - от 850 до 1.100 градусов выше нуля.
А здесь вы стоите рядом с огненной стихией и почти не чувствуете жары… Вот небольшой глазок из слюды. Взглянем. Медленно и равномерно горит труп. Гроб сгорел уже давно. Его газообразные остатки давно выведены на воздух…
Труп горит медленно. Трескается череп крестообразно. Сгорают конечности. Горит скелет туловища. Трупы, сильно пропитанные лекарствами, горят дольше. Не болевшие люди горят дольше болевших. Мужчины требуют для сжигания больше времени, минут на 20, чем женщины.
В общем, 6 пудов хорошего черного кокса дают 1 1/2 кило белых нежных костей…
Механики регулируют огонь. Кочегар подбавляет кокса.
Обывательские слухи расскажут о движениях покойника в печи…
Сущая чушь! Под влиянием лучеиспускающей теплоты у каждого трупа могут происходить в начальной стадии горения сокращения мышц!
Кремационные печи устроены так, что процесс горения трупа происходит не в пламени огня, а в струе раскаленного воздуха. Не сгорающие кости попадают в особое помещение, кладутся на некоторое время в холодильник, затем собираются в урну.
При хранении урны в нише специального колумбария - крематорий взимает единовременно 50 рублей. Погребение урны здесь же, на кладбище - бесплатное.
Сжигание взрослого стоит 20 рублей, детей - 10 рублей. Крематорий может сжигать до 20 трупов в день. Рабочий день иногда, вместо 5 часов, заканчивается в 10 вечера…
Наверху идет прощание. Внизу - сжигание.
«Огонь, брат мой, грозный, красный, образ светлой свободы, тебе пою победную песнь! Руки твои простираются к небесам, музыка твоей пылающей пляски - прекрасна! Когда кончатся мои дни, когда для меня откроются врата небытия, ты охватишь мое тело своим сверкающим вихрем, и твое сжигающее дыхание обратит меня в прах!»
Так говорит Рабиндранат Тагор!
Огонь, испепеляющий огонь! Тебе построен этот храм современности, это огненное кладбище - крематорий.
Крематорий - это зияющая брешь в китайской стене народного невежества и суеверия, на которых спекулировали попы всех верований.
Крематорий - это конец мощам нетленным и прочим чудесам.
Кремация - это гигиена и упрощение захоронения, это отвоевывание земли от мертвых для живых…
Мы уходим от этого огненного кладбища. Мощным и легким видением встает радиовышка…
Строятся заводы и фабрики. Дышит мощно земля под белым снежным покровом.
Бегут трамваи. Идут экскурсии в Музей Донского монастыря. Ревут фабричные трубы…
Жить, полной грудью жить!
А когда умрем - пусть отвезут нас в крематорий, чтобы, вместо зараженной кладбищами земли, всюду разлилась трепещущая радостью и молодой свежестью жизнь!
Георгий Лесскис
Потребность в кошках и воробьях
Фрагменты из книги «Политическая история моей жизни»
Я родился в Москве 20 декабря 1917 года, в год рождения первого в мире социалистического государства, в день рождения первой в мире социалистической тайной полиции - Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем - Be Че Ка.
Ко времени моего рождения отец мой заведовал телеграфной конторой у Арбатских ворот на углу Знаменки, напротив юнкерского Александровского училища.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.