Возьми меня с собой - [20]

Дженни заметила, что какой-то господин в черном камзоле, судя по виду, джентльмен из богатых, пялится на нее, и, решив проверить свои чары, улыбнулась ему в ответ. Господин расползся в улыбке, явно приглашая ее к более близкому знакомству, но наблюдательный Мануэль потащил ее за рукав прочь.

– Что это ты себе позволяешь? Ты всех дам успел раздеть глазами, а мне что, нельзя и взглянуть ни на кого?

– Я – одно, ты – другое. К тому же мне не хочется тратить время на этого богатого ублюдка! Смотри сюда, – сказал он, дрожа от гнева, прикоснувшись к шраму на щеке. – Вот результат встречи с одним из таких господ. Для них жизнь цыгана не стоит и гроша. Но когда-нибудь я заставлю его заплатить за это. – Мануэль проводил недобрым взглядом золоченую карету, в которой ехал приглянувшийся Дженни господин.

– Но его-то тебе зачем убивать? Он всего лишь мне улыбнулся.

– Сперва улыбнется, а там – и сама не заметишь, как раздвинешь для него ноги в этой его треклятой карете!

– Как меня злит, когда ты ведешь себя так, будто я твоя вещь!

– Ты под моей защитой. Может, ты хочешь, чтобы я передал решение твоей судьбы Марте и Рите? Ты бы уже давно продавала себя всякому, кто заплатит! Только благодаря Розе и мне тебя еще не заставили этим заниматься.

Теплый пар поднимался от луж на дороге, по обеим сторонам ее зеленела трава, огнем горели маки, тянулись к солнцу белые соцветия тысячелистника, хотелось свернуть с дороги и поваляться в траве. Так они и сделали. Вдоль ручья росли кусты ивы, Дженни с наслаждением вытянулась на траве и смотрела на небо сквозь ажурный полог листвы.

– Черт! Будь проклята эта крапива!

Дженни уже начала было дремать, но крик Мануэля согнал с нее приятную дрему. Она приподнялась и, глядя, как Мануэль, босой, скачет козлом, невольно рассмеялась. Доскакав до ручья и опустив ступни в воду, он вздохнул с облегчением. Краденые туфли были ему тесны, и, разувшись, он не заметил молодой крапивы, притаившейся в траве, за что и поплатился.

– Далеко до табора? Нам надо торопиться.

– Пара миль, не больше, – ответил Мануэль, моя ноги и ручье. – Времени у нас в избытке.

Дженни очень хотелось окунуться в прохладную воду, но из-за присутствия Мануэля она вынуждена была отказать себе и этом райском наслаждении. Была еще одна причина – они находились в чужих владениях. На противоположной стороне сквозь заросли ивы проглядывал красивый усадебный дом, ощетинившийся каминными трубами.

– Хотела бы я пробраться поближе и посмотреть на дом, – мечтательно произнесла Дженни. – Красивый, наверное. И люди в нем живут богатые.

– Да уж, не бедные, – согласился Мануэль. – Скажи, каково это, жить в доме?

– Ну, я никогда не жила в таком роскошном доме, как этот, но от кочевой жизни жизнь под крышей все же сильно отличается.

– И ты предпочла бы жить под крышей?

– Я ведь не цыганка, как ты. Мне нравится, когда у меня есть крыша над головой. Люблю спать на чистых простынях, мыться с мылом и знать, что вечером меня непременно ждет ужин.

– Тогда почему ты осталась с нами? – заранее морщась от того, что услышит, пробурчал Мануэль.

– Потому что у меня не осталось ни одного близкого человека, за исключением дальних родственников, что живут в Лондоне. И, самое главное, меня разыскивают по обвинению в убийстве. Ваша жизнь стала моей, хочу я этого или нет.

– Когда-нибудь и у меня будет настоящая крыша над головой. Не годится человеку жить в повозке всю жизнь.

– Разве твое предназначение не в том, чтобы вести свой народ?

– Что ты в этом понимаешь? Неужели ты считаешь, что работать тягловой лошадью на потеху фермерам-недоумкам достойно мужчины? Или обчищать чужие карманы – хорошее ремесло?

Дженни прикусила язык. Она могла бы догадаться сама, с чем связаны периодические отлучки Мануэля из табора. Всякий раз, возвращаясь, он приводил с собой лошадей, овец и приносил прочий разнообразный товар. Видимо, с Джем-ми его роднила не одна лишь любовь к женскому полу.

– Я думала, тебе нравится цыганская жизнь, – сказала Дженни.

– Это жизнь, которая была мне навязана с детства, но это не значит, что она мне нравится, – угрюмо буркнул Мануэль, вытирая ступни пучком травы. – Кроме того, я цыган лишь наполовину. Отец мой был ирландским крестьянином. Фермером в графстве Уиклоу. Жирный ублюдок по имени Росс согнал его с собственной земли, вот тот и стал бродячим ремесленником – надо было как-то жить. Когда я подрос настолько, чтобы понять, что с нами сделали, я поклялся вернуть свою землю. – Мануэль зло прищурился – давняя обида, казалось, прожигала его насквозь. – В первый же день, когда я ступил на свою землю, этот надменный племянничек проклятого Росса упрятал меня в тюрьму. Господи, как же я его ненавижу! Это было много лет назад, но такое не прощают. Десять акров земли, скот, куры – все отняли. Господину, видите ли, надо было построить псарню для своих поганых гончих! Я поклялся вернуть свое, и сделаю это во что бы то ни стало!

Для Дженни Мануэль открылся с неожиданной стороны. Она не знала, что он способен так ненавидеть, и не подозревала, что кочевая жизнь ему совсем не по вкусу.

– Так вот от кого ты унаследовал зеленые глаза – от своего отца!