Возмездие. Рождественский бал - [79]

Маквала не принадлежала к тбилисскому «свету». Была дочерью слесаря, который работал на заводе и содержал четверых детей. На торжество попала случайно. Забежала к подружке Русудан и задержалась до вечера. Маквала злилась на себя, свою подругу, на весь свет за то, что у нее нет роскошного платья и таких драгоценностей, которые позволили бы ей держаться так же свободно и надменно, как эти дамы, рекламирующие ювелирную продукцию мира.

— Девушка! Вы почему губы надули? Будто не на пиру сидите, а в дедушкиной деревне ласточек считаете.

Маквала смотрела на сидевшего напротив необыкновенно толстого оплывшего мужчину, показавшегося ей столь безобразным, что она готова была сплюнуть. Но толстяк продолжал беззлобно улыбаться, не замечая гримасы отвращения на лице девушки. Он полез в карман и положил перед Маквалой табакерку, усыпанную бриллиантами, изумрудами, сапфирами, сверкавшими при электрическом освещении многочисленными гранями, словно разноцветные брызги с преобладающим синим отсветом. Маквала, завороженная блеском драгоценных камней, невольно протянула руку и взяла эту удивительную, ни с чем не сравнимую табакерку.

Толстяк украдкой наблюдал за девушкой. Глаза их встретились, и Маквала ничего не оставалось, кроме как выдавить улыбку этому упырю…

— Я вовсе не намерен ограничивать вас, — услышала она в это время громкий голос Бено Бибилури. — Да, я принял решение, поскольку вошел в ваше положение, хотя принять его было не просто… — Последние слова он особо подчеркнул. — Но теперь можете не сомневаться…

Маквала ничего не поняла, продолжая любоваться табакеркой.

— Нам остается только низко поклониться вам и сказать огромное спасибо, — ответил бледный длинноносый мужчина. От избытка раболепия он даже вспотел. Дрожащей рукой достал из кармана смятый носовой платок и вытер проступившую на лбу испарину. — Мы живем в эпоху безверия, так что не обессудьте, если я был слишком дотошен… — Он говорил робко и подобострастно, и в этом растерянном человеке сейчас было не узнать грозного и даже самодуристого руководителя. — Я уже совсем было отчаялся… Нам вас бог послал! Да что такое бог по сравнению с вами?! Верю вам, а не богу. Вы — наш спаситель! Если поможете, то…

— Поможем, — сказал, как отрезал, Бено Бибилури. — В нашей жизни нет ничего невозможного… — Самодовольная усмешка скользнула по его лицу. — Заслуженным людям мы выделим лучшие участки.

— Если не ошибаюсь, батоно Бено, у вас очень интересная беседа… Вы позволите и мне присоединиться к ней? — произнес интеллигентного вида худощавый мужчина в очках — директор научно-исследовательского института сельского хозяйства, слывший весьма деловым человеком. Услышав разговор о земельных участках для строительства жилых домов в самом престижном районе города, он не смог удержаться. — Вот уже больше двух лет я пытаюсь решить вопрос о строительстве квартиры, но у меня ничего не получается. Видно, я полный профан в этих делах… — И застенчиво улыбнулся…

— Сейчас все хотят строить себе дома и квартиры, — согласился с ним Бено Бибилури. — Четырех- или пятикомнатные уже никого не удовлетворяют. Что значит: повысился жизненный уровень советских людей!

— Новый опасный недуг — домостроемания — грозит перейти в эпидемию, — сострил лысоватый молодой человек, но никто даже не улыбнулся.

— Уважаемые друзья! — Бено Бибилури подождал, пока воцарится тишина. — Тут некоторые думают, что получить квартиру в Варазисхеви[16] — неразрешимая проблема. Не терзайте себя сомнениями. Не травите душу! На вас подобного рода проблемы не распространяются. Если вам нужен участок — скажите мне, и я его выделю, нужна квартира — помогу! — Слова заместителя председателя горисполкома произвели впечатление. Раздались аплодисменты.

— Вы говорите так уверенно, будто и на самом деле можете одарить каждого, кто здесь сидит, земельным участком или квартирой, — неожиданно вырвалось у Маквалы недоумение.

Все с удивлением повернули головы в сторону красивенькой Маквалы. Наступила тишина. Публика с любопытством ждала реакции Бибилури.

Зампред горисполкома снисходительно посмотрел на Маквалу и с достоинством произнес:

— Думаю, что здесь, в доме всеми уважаемого Манучара Баделидзе, за столом, который украшает блистательная калбатоно Талико, прекраснейшая из женщин, известная своей мудростью, выдающимися талантами, умом, незаурядными способностями руководителя, не может быть случайных людей. Мы все — одна семья. Могущественная, сильная, здоровая, где один за всех и все за одного и которую не одолеть никакому нашему врагу. Не могу же я, член этой большой дружной семьи, обидеть отказом хоть одного из вас?! Поэтому, я повторяю, любой из сидящих за этим столом может просить меня о чем угодно. Я выполняю все! — Хмель, видно, уже ударил в голову столь важного представителя власти, глаза его блестели, лицо покраснело, и жестикулировал он так энергично, что, казалось, все было ясно и без слов.

Сидящая рядом с Маквалой дородная женщина шепнула, что от одного движения его левой ноги зависят судьбы многих людей, не то что какие-то дома и квартиры. Маквала по молодости и простоте душевной считала, что заместителем главы миллионного столичного города может быть только лучший из лучших, тот, кто умнее всех, образованнее всех, элегантнее и симпатичнее всех. А этот… невзрачный, безвкусно одетый, несимпатичный мужчина!