Возмездие. Рождественский бал - [44]

— Рано зарится ваш Хидурели на директорское кресло, — с усмешкой заметил Джуаншер.

— Рано? Знал бы его жену, зарекся бы трогать Хидурели, не то что преследовать…

— Преследовать? — оторопел Джуаншер.

— Да. Ты не знаешь, что Хидурели подал на тебя жалобу?

— Впервые слышу… Чем он, собственно, недоволен?

— Он собирался обратиться и в вышестоящие инстанции, но я отговорил, заверил, что ты относишься к нему наилучшим образом, что все будет хорошо.

— Чем он все же недоволен?

— Винит тебя в нежелании найти вора, похитившего у него драгоценности, считает, что ты намеренно не хочешь поймать преступника, намеренно не принимаешь решительных мер.

— Негодяй!

— Думай, что говоришь! И что делаешь — тоже. Повторяю: у него всесильные покровители, пальцем шевельнет — и от нас с тобой следа не останется, понимаешь?

— Сильно же он вас запугал!

— Будешь бояться такого! Ты это сейчас петушишься.

— К вашему сведению, я никогда не преступал закона и не намерен нарушать его. Позвольте уйти, если вам ничего больше не нужно, работа ждет…

У двери своего кабинета Джуаншер столкнулся с молодым человеком.

— Вы меня вызывали? — спросил тот учтиво.

— Входите.

— Не понимаю, зачем я вам понадобился, в жизни не имел дела с милицией.

— А долгую прожили жизнь? Сколько вам лет?

— Двадцать.

— То-то взволновал вас вызов в милицию.

— В милицию преступников вызывают, потому и удивляюсь.

— Вы принимали участие, а точнее, затеяли драку в ресторане «Самадло», во время которой из огнестрельного оружия ранили Эмзара Тодадзе, вашего ровесника…

— А я при чем? У меня нет оружия! Кто стрелял, того и судите! — запальчиво сказал Бакур.

— Спокойней. Милиция — не ресторан, а я не обслуживающий вас официант, которому можно влепить пощечину.

От этих слов Бакур стушевался, не зная, что сказать, потупился.

— Между нами не такая уж большая разница в годах, и нам следует понимать друг друга. Верьте в мою беспристрастность и будьте откровенны и искренни.

— Я не обманываю вас, и мне не в чем признаваться.

— Эмзар Тодадзе ранен в драке, которую затеяли вы.

— Я ни в кого не стрелял, никакого Эмзара Тодадзе не знаю. У меня не было и нет оружия. Напрасно меня подозреваете. Да, я перепил в тот вечер, допускаю, что вел себя грубо, безобразно, но убить человека?! Расспросите моих товарищей, узнаете, я вовсе не такой, каким вам представляюсь. Будь у меня оружие, товарищи наверняка видели бы его у меня. И вообще — не один же я дрался, если б я выстрелил, кто-нибудь да заметил бы! Кто-то указывает на меня?!

— Указывать не указывают, но подозревают. Я вызвал вас, чтобы разобраться во всем, поэтому прошу быть откровенным.

Бакур сидел обескураженный.

— Скажите, почему вы убежали после выстрела? Вместе со всей вашей компанией.

— Выстрел грохнул внезапно и, конечно, напугал.

— В тот вечер вы не заметили в ресторане кого-либо из близких?

— Моих товарищей имеете в виду?

— Нет. Отца вашего, например.

— Нет, в тот вечер не видел. Вообще я стараюсь не сталкиваться с ним в ресторане.

— Вы знакомы с Джумбером Дэвидзе?

— Мы двоюродные братья, но после того как его судили и посадили, не виделись. Боюсь, не узнаю при встрече. — Бакур вытер платком взмокший лоб, провел языком по пересохшим губам и, успокоившись, продолжал: — Объясните, какая связь между моим отцом, Джумбером и преступлением у «Самадло»?

— Правда ли, что у вас есть машина, черная «Волга»?

— Правда, отец подарил, когда я окончил школу.

— Не помните ли, где вы были седьмого августа, около десяти вечера?

— Нет, не помню. Может, гулял с приятелями по улицам, может, дома сидел.

— Учтите, от ваших показаний зависит ваша судьба, ваше будущее. Будьте откровенны.

— Охотно принимаю совет, но я и так откровенен, не обманываю вас.

— В восемь вечера седьмого августа ваша «Волга» стояла у магазина, в котором в тот самый час убивали продавца.

— И оба преступления приписываете мне?! Везучий же я, нечего сказать! Жизни моей не хватит отсидеть за оба преступления!

— Ну, пока что я вам ни одного не приписал.

— Это следует из ваших вопросов, вывод сам напрашивается. Как вас убедить, как доказать, что я непричастен к ним?

— Вы не ответили на вопрос.

— Сказать, что машина в тот вечер стояла у того магазина, — значит признать свое участие в преступлении?! — Бакур совсем расстроился. — Не знаю, с чего начать…

— На вашем пиджаке обнаружены следы человеческой крови. Откуда они?

— Не может быть! Я никого не убивал, никого не грабил! Хотите, чтобы я верил вам, а не себе!

— Хорошо. Объясните, откуда у вас деньги на рестораны, ваши приятели пьют и гуляют за ваш счет!

— Дает мама, без нее у меня б на трамвай не было денег!

— Так откуда следы крови на вашем пиджаке?

— Мало ли где испачкался! Понятия не имею где, когда.

— Вы мне не сказали, зачем ваша «Волга» находилась возле магазина во время ограбления.

— Неужели я все должен помнить?

— Вообще нет, но в данном случае — да, и прежде всего ради себя самого.

— Моя машина была там в восемь часов, я зашел за своей невестой, — она рядом живет. Мы поехали в кино. Это могут подтвердить ребята, которые были с нами.

— Вы утверждаете, что в восемь?

— Да, в восемь, потому что мы опоздали в кино, вошли уже после журнала.