Возмездие. Рождественский бал - [26]

— Следовательно, плохи ваши дела! Надежды на уменьшение преступлений нет.

— Между тем даже один преступный случай — сигнал для острой тревоги.

— Преступления совершают люди, потерявшие место в жизни, — бездомные, бездельные, неприкаянные, я убежден в этом, — изрек Хидурели.

— Представьте, не чураются преступных действий и те, что имеют и кров, и семью и благоденствуют.

— Да, рушится порядок, конец света грядет, — сокрушенно изрек Зураб и такую скорбь изобразил на лице, словно все бремя мира нес на себе.

— У вас все в порядке? — невольно спросил Мигриаули. — Не случилась ли новая беда?

— Эх, лучше не спрашивайте, нечему мне радоваться…

Мигриаули исподтишка посмотрел на Хидурели. Странное производил он впечатление. Непроницаемо темные глаза не вязались с неестественно белыми зубами, контраст раздражал и вызывал недоверие и к его улыбке, и вообще к нему самому. В который раз видит его — всегда одет со вкусом, элегантно, даже изысканно, подтянут, улыбчив, доброжелательно вежлив, но чем-то отталкивает, фальшь есть в нем, нет, не располагает он к доверию. Не прост Хидурели, совсем не прост. Что заставило его у ресторана подойти к Мигриаули? Зачем он намекал на участие в преступлении работников ресторана? Что у него за отношения с Бадур? Если тривиальная связь, почему он рванулся от них, едва завидев ее? Правда, извинился, когда пришел в милицию сообщить, что его грозятся убить, но ведь и тогда не объяснил, почему оставил их так внезапно! Что его спугнуло? Вполне возможно, что он или оба они с Бадур знают о том случае нечто и пытаются скрыть. Коварный он человек. В душу к такому не проникнешь…

— Трудно стало жить, шага не сделаешь — следят, наблюдают, в душу норовят залезть, пошарить в ней глазами, руками, дознаться, чем живешь, чем дышишь…

Мигриаули вздрогнул: не ясновидец ли этот Хидурели? Как он угадал его мысли?!

— Не думайте, что я убиваюсь из-за бриллианта! В конце концов бриллиант — блестящий камушек и в моих глазах материальной ценности не представляет. Для меня он лишь память об отце, о дедах моих и прадедах, не одно поколение хранило его. Вот что меня подкосило… Эх, не знаю, как примирюсь с его утратой!..

Зураб потер рукой затылок, как бы сбрасывая непосильную ношу, и глубоко вздохнул.

А через минуту спросил по-приятельски:

— Жив ли молодой человек, которого ранили у «Самадло»? Нашли преступника? Я наслышан о вашей работе, вас считают толковым, проницательным, наблюдательным. Я почитатель вашего профессионального таланта, потому и спрашиваю, собственно. Если еще не поймали негодяя, хочу помочь. Не в моем характере губить человека, но интересы общества… Не прощу себе, если не помогу…

— Вы знаете, как найти стрелявшего?

— Не совсем определенно, но… Знает кое-кто в «Самадло», а кто именно, вам укажет, если заставите, дворник, что убирает ту улицу, где ресторан, и в ресторане он свой человек, всегда поблизости околачивается. Я часто там обедаю и давно приметил его. Он знает, кто я, но почему-то смотрит неприязненно. Не удивлюсь, если ему известен и тот, кто ограбил меня и грозится убить… Припугните его тюрьмой, все выложит, укажет на причастных к преступлению.

В словах Зураба Хидурели могла быть истина, может, и стоило послушаться, но в темной глубине его глаз таилась жестокость.

И как запросто и незаметно перешел он на свойский, приятельский тон!

— Я виноват перед вами, Джуаншер, — продолжал Хидурели уже совсем панибратски, — не первый раз общаемся, а достойного вас внимания не проявил. Каюсь, непростительно мне, я никогда не забываю истину: рука руку моет, а обе вместе — лицо. В долгу перед вами, инспектор, но еще не поздно. — Хидурели выразительно улыбнулся.

Мигриаули оторопел от подобной наглости, но промолчал, решил не обрывать его.

— Разве я не прав? Не вы первый, Джуаншер Мигриагули! Не вы единственный мой друг в милиции! У меня достаточно близких людей в управлении, и они не могут пожаловаться на отсутствие внимания с моей стороны.

«Хватит, пожалуй». Мигриаули едва скрывал свое возмущение.

— Рад за вас. Остановите вот тут, у перекрестка, я почти доехал, мне сигареты надо купить. Всего, до свидания.

Хидурели был доволен собой. Ничего конкретно не предложил, а понять дал, намекнул достаточно прозрачно.

Помахав инспектору, он резко тронул машину с места.

Мигриаули подошел к остановке. Народу было полно, значит, давно не было автобуса. Люди возмущались.

— Ночью тут человека убили, говорят, прямо в сердце выстрелили, — сказал вдруг кто-то.

— Что вы? Правда?! С ума сойти! — отозвались с разных сторон.

— Нашли из-за чего с ума сходить, — ухмыляясь, буркнул коротыш с длинной тонкой шеей.

— Куда только смотрит милиция! Почему не пересажают бандитов!

— Не могут, значит, или не хотят!

— Тише ты, думай, что несешь, вся улица слышит.

— Пусть слышит! И люди испортились, и милиция! Хулиганов развелось, бандитов — спасенья нет, а милиции хоть бы что, ей дела до них нет, — едко заметил пожилой мужчина с бескровным болезненным лицом.

— С автобусами порядок не наведут, по два часа ждешь, а ты про бандитов толкуешь… — подключился к разговору мужчина, изнывавший от ожидания.