Возмездие. Рождественский бал - [118]
— Нет, так я не могу работать! — заявил с порога Темур. — Ну что за люди?! Не успеешь слово сказать, как они уже думают, что их обвиняют в убийстве. То орут, то рыдают, то грозят — одни эмоции, никакого делового разговора!
— Ладно, выкладывай, что узнал?
— Первое, о ручке с золотым пером… Дорогая ведь штучка! Решил определить по цвету чернил. И что же ты думаешь? Почти весь институт пользуется синими чернилами. Хуже того, оказалось, что таких ручек у сотрудников института целых пять. Их привез с какого-то заграничного симпозиума молодой ученый Вахтанг Гогоберидзе.
Прямо к нему я и пошел. Принял он меня вежливо и даже радушно. Узнав о цели моего визита, все подробно объяснил. Я попросил показать его авторучку.
— Пожалуйста, — спокойно сказал он и вышел в соседнюю комнату, а когда вернулся, то был обеспокоенным. Оказывается, он не нашел свою авторучку, хотя точно помнил, где она лежала.
Я обошел остальных владельцев этих авторучек. И у всех они были при себе. Так что валявшаяся в кабинете Бибилури авторучка принадлежит Гогоберидзе. Этому я нашел и другое подтверждение. Как мне сказал сам владелец, раньше он пользовался фиолетовыми чернилами. В лаборатории установили, что действительно раньше в данную авторучку набирали чернила фиолетового цвета. Таким образом, я окончательно убедился: ручка принадлежит Вахтангу Гогоберидзе. Получается, что добавился еще один подозреваемый… Вообще наше дело напоминает мне горящий уголек под толстым слоем пепла. Начнешь его раскапывать, а там новые уголья, да еще какие раскаленные. Покопаешься в золе — огонь, чуть не то движение — пожар вспыхнет…
Дверь заскрипела и приоткрылась, образовав щель. В нее просунулась голова секретарши.
— Выкладывай, что там у тебя?
— Оказывается, на веревке был узел… Потом его развязали. Но остались отчетливые следы. На веревке также обнаружили частицы крови, и представь, первой группы. Надо проверить, есть ли на шее у Бибилури следы удушья…
— Ну и задачки! — схватился за голову Джуаншер.
— Если следователь так глубоко задумался, стало быть, дело зашло в тупик, — с порога начал он. — Значит, в черном списке появился еще один подозреваемый — Вахтанг Гогоберидзе…
Его-то я меньше всего ожидал встретить в этой компании.
— Я и не говорю, что он участвовал в убийстве.
— Но в списочек зачислили. Небось гадаете, откуда его золотое перо появилось при весьма странных обстоятельствах в кабинете Бибилури? Бедняга Вахтанг попал в очень щекотливое положение…
— Появилось еще и новое обстоятельство: веревка со следами узла и пятнами крови.
— Признаться, я тоже заметил на шее Бибилури подозрительные следы. Там есть еще и крохотная ранка, скорее царапина…
— Судя по вашему заключению, профессор убит ножом. Тогда для чего понадобилась петля на веревке? И откуда на ней кровь профессора?
— Да, в этом деле число подозреваемых растет, как снежный ком, — согласился Анзор Натадзе. — Не кажется ли вам, что кто-то хитроумно подсовывает следствию все новых и новых людей?
— Так бывает в любом деле об убийстве…
— В таком случае вам остается арестовать всех подозреваемых, — решительно заявил Натадзе. — Хотя я считаю их всех абсолютно непричастными к убийству. Разумеется, не будучи виновными, они и не признаются в преступлении, которого не совершали…
— Пока я вынужден констатировать, что факты свидетельствуют в пользу убийства.
— А вы не допускаете, что доктора Мирцхулава не устраивает мысль о самоубийстве Бибилури?
— Все в меру, — усмехнулся Джуаншер. — Слишком нереально, чтобы доктор Мирцхулава старался уничтожить следы самоубийства. Обычно бывает наоборот. Убийство пытаются представить как самоубийство. Убили Бибилури или он сам лишил себя жизни… Да не станет никто себя обременять, чтобы обелить мертвеца.
— Не скажите. Самоубийство — итог душевной депрессии, некоторой даже деградации, признак безнадежности и страха, осознание собственной вины. А если представить Бибилури жертвой преступления, то он становится чуть ли не героем, возвышенным, величавым, прославленным ученым, чью жизнь оборвала рука преступника. Ищи, кому это выгодно. Вот чего добивается доктор Мирцхулава.
— Вашей версии, мой друг, недостает фактов, а противоречий — хоть отбавляй. Если, как вы утверждаете, профессор наложил на себя руки поздно ночью, то каким образом он появился днем в кабинете и назначил даже совещание? И каким образом нож оказался в другой комнате, а научный труд — и вовсе на первом этаже? Веревка со следами узла и крови в кабинете… Нет, дорогой анатом. Ваш дедуктивный метод не выдерживает критики. Я верю только фактам. Но для того чтобы они стали бесспорными, их приходится рассматривать всесторонне и в различных ракурсах…
Был поздний душный вечер, когда Темур и Джуаншер вышли вместе из института.
— Неужели высказывания коллег Бибилури останутся в деле лишь для красоты? — спросил Темур.
Джуаншер ничего определенного ответить не мог: сам не знал, как поступить с разоблачениями покойного профессора.
— Вот закончим следствие — и все прояснится, — уклончиво ответил он на всякий случай. — Установим, как погиб Бибилури, и передадим дело в прокуратуру. Мы присутствуем на последнем акте трагикомедии, а я, в отличие от тебя, знаю ее начало. Не хватает каких-то связующих моментов. Поэтому я возвращаюсь в институт. Спокойной ночи!
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
Эта повесть о дружбе и счастье, о юношеских мечтах и грезах, о верности и готовности прийти на помощь, если товарищ в беде. Автор ее — писатель Я. А. Ершов — уже знаком юным читателям по ранее вышедшим в издательстве «Московский рабочий» повестям «Ее называли Ласточкой» и «Найден на поле боя». Новая повесть посвящена московским подросткам, их становлению, выбору верных путей в жизни. Действие ее происходит в наши дни. Герои повести — учащиеся восьмых-девятых классов, учителя, рабочие московских предприятий.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Макар Мазай прошел удивительный путь — от полуграмотного батрачонка до знаменитого на весь мир сталевара, героя, которым гордилась страна. Осенью 1941 года гитлеровцы оккупировали Мариуполь. Захватив сталевара в плен, фашисты обещали ему все: славу, власть, деньги. Он предпочел смерть измене Родине. О жизни и гибели коммуниста Мазая рассказывает эта повесть.