Возмездие - [7]

К этому моменту греков на носу квинкеремы набралось уже человек двадцать. Скифы окатили их градом стрел, проредив немного, а с остальными схватились на мечах. Гоплиты свое дело знали, и драка завязалась жаркая, несмотря на численное превосходство скифов.

Между тем, выполняя приказ капитана, матросы убрали паруса, а гребцы дали задний ход. «Узунлар» медленно стал двигаться против ветра, со скрежетом избавляясь от мешавшего груза. Увидев и услышав это, греки заметались по палубе скифского корабля еще сильнее. Кроме того, остававшиеся до сих пор на полупритопленной триере бойцы, видя неминуемую смерть своего корабля, из последних сил, цепляясь за все, до чего могли дотянуться, принялись карабкаться вверх и вскоре на палубе «Узунлара» появилось еще дюжина гоплитов.

— Смотри по сторонам! — приказал Ларин капитану, нервно хватаясь за рукоять висевшего на поясе меча и бешено вращая глазами, словно пытался пронзить взглядом окружающую тьму, — того и гляди, еще кто подкрадется. Тут же этих греков не меряно.

К счастью, его опасения оказались напрасными. Во всяком случае, пока. Бой шел уже давно, но за это время никто больше не протаранил «Узунлар», отягощенный грузом и по сути обездвиженный, хотя корабль и представлял собой легкую мишень.

Когда поверженная триера исчезла в морской пучине, избавив «Узунлар» от ненужного груза, корабль так сильно качнуло с носа на корму, что многие из сражавшихся попадали на палубу. Поняв, что пути назад уже нет, оставшиеся греки предприняли отчаянную попытку прорыва, которая им удалась. Человек семь гоплитов, прорубившись сквозь строй скифских морпехов, бросились на корму в отчаянной попытке обезглавить комсостав «Узунлара». Но скифские вожди были не из трусливых. Ни капитан, ни адмирал, ни еще пара военачальников, оказавшиеся рядом, не стали прятаться за спинами морпехов. Даже наоборот.

Когда в нескольких шагах показались греки, едва различимые во мраке по отсветам на доспехах и клинках, Ларин даже обрадовался. Его горячая кровь уже бурлила от предвкушения хорошей драки. Хотя в такой темноте, трудно было разобрать, где свои, а где чужие, и ему большого труда стоило не отдать с началом схватки приказ зажечь факелы. Адмирал понимал, — сделать это сейчас, все равно, что вызвать весь «огонь» на себя.

Вместо этого он сам шагнул вперед.

— А ну, подходи! — крикнул он и, выхватив клинок, бросился навстречу рослому гоплиту, — кто хочет первым отпробовать моего меча?

Грек выскочил из-за метательной машины и метнулся вперед, резко выбросив руку с клинком. Если бы не ловкость адмирала, то меч вонзился бы ему меж ребер. Но Ларин был не первый день на войне и угадал направление удара. Поэтому клинок лишь разрезал воздух в том месте, где он только что был. А сам адмирал, отпрыгнув в сторону, нанес мощный рубящий удар сверху. Его меч со звоном обрушился на медный шлем гоплита, спасший греку жизнь.

— Это ненадолго, — выдохнул Леха, нанося новый удар, который слегка оглушенный грек отразил уже щитом, — я тебе обещаю!

Силы были, на первый взгляд, не равны. Грек был опытным бойцом. И он поверил в то, что сможет быстро достать скифского военачальника. У гоплита имелся щит, а у Ларина нет. Поэтому он, после первых успехов, был вынужден отступить в пространство между баллистой и бортом. А гоплит, уже предвкушавший скорую смерть своего поединщика, устремился за ним.

Ларин же, зная свой корабль, использовал все «неровности» на палубе, чтобы заманить грека в ловушку. Ложным отступлением, он заставил гоплита поверить в победу и сделать ошибку. Лишь отбивая удары, Леха подался еще назад и вскоре уткнулся спиной в ограждение борта, краем глаза заметив, что его соплеменники рубятся с греками на корме.

Обменявшись парой ударов, бойцы замерли на мгновение.

— Тебе конец, — заявил гоплит, слегка опуская клинок и переводя дух. Он взирал на Ларина со злобным блеском в глазах сквозь прорези своего шлема. А на щите Ларин разглядел, несмотря на темноту, выпуклое изображение Афины.

Крепчавший шторм раскачивал корабль, палуба и снасти которого нещадно скрипели. Правая нога Лехи уперлась в какую-то поваленную бочку. Рядом стояла плетеная корзина, в которой переносили каменные ядра. Но есть там что-то или она пустая, Леха пока не мог понять. Шум схватки на носу постепенно затихал, а здесь, у кормы, бой был в разгаре.

— Не торопись, парень, — ответил по-русски адмирал, — ты слишком размечтался.

Тогда грек в ярости рубанул его мечом. Ларин, прижатый к мокрому ограждению, на котором тщетно пытался нащупать спиной чей-нибудь забытый щит, едва отразил удар клинком. А затем толкнул бочку под ноги гоплиту. Тот оказался ловким. Услышав шум, он, словно обезьяна, подскочил вверх, но приземлился неудачно и все же задел ее одной ногой. При этом гоплит покачнулся, едва не растянувшись на палубе, и отскочил назад на несколько шагов, бешено озираясь по сторонам.

Этого Ларину было достаточно. Подхватив плетеную корзину, — а ядро там все-таки было, да еще не из самых легких, — Леха, словно заправский метатель ядра, швырнул ее прямо в грудь не твердо стоявшему на ногах гоплиту. И промахнулся. Попал прямо в лицо. От неожиданного удара шлем слетел с его головы, а сам оглушенный боец, выронив щит и меч, распластался на палубе во весь рост, хотя мог бы и улететь за борт.