Возлюбленная Пилата - [117]

— Этого человека нельзя передвигать, — сказал лекарь. — Ему недолго осталось жить.

— Тогда перенесите меня к нему. — В голосе Колумеллы прозвучала злость. — И все уйдите.

— Кто ты такой, чтобы здесь приказывать? — спросил лекарь.

— Колумелла. Он представляет прокуратора и императора, — пояснил центурион, который в данный момент командовал на башне. — Сделайте, что он сказал.

Два человека схватили одеяло, на котором лежал Руфус, и, не очень-то стараясь быть осторожными, перенесли его к Колумелле.

Лекарь почесал затылок и тихо вздохнул. Потом он обратился к Клеопатре.

— Здравствуй… княгиня, — сказал он. — Я Элеазар. Помнишь меня? Афер был моим другом. По пути сюда мы говорили о тебе.

— Обсудим это на обратном пути, Элеазар. — Клеопатра тяжело вздохнула. — Здесь достаточно других дел. И у меня разрывается сердце от крови и ужаса.

— Ты права. И я нужен им, — врач кивнул в сторону раненых и, устало улыбнувшись, пошел к ступеням, ведущим к спуску на стену.

Постепенно оказали помощь всем раненым, которых еще можно было спасти. Немногочисленные лекари и санитары последовали за удаляющимся боем, шум которого становился все слабее, уходя от городской стены вглубь долины. На башне остались только раненые и несколько часовых.

Деметрий достал кожаную флягу.

— Вода с вином, — сказал он. — После всей этой крови. Выпей, Цветок Канопоса.

Клеопатра прополоскала рот и выпила медленными глотками. Она вернула ему флягу и посмотрела на него. В неясном свете факелов он выглядел не таким, как раньше. И все же таким. «Тот же самый Деметрий, — подумала она, — и я та же самая Клеопатра, только в другой жизни».

— Откуда ты это знаешь? — спросила она.

— Было одно письмо, которое я не должен был читать.

— Что за письмо?

— Глаука написала из Адена своему брату в Египет, попросив его разузнать о тебе. Он послал ответ в Леуке Коме, а Руфус перехватил письмо.

Она повернулась и посмотрела туда, где лежали Колумелла и Руфус. Их разговор был уже закончен. Колумелла, лежа на спине, смотрел в ночное небо, а лицо Руфуса кто-то накрыл платком.

— Его мы уже не спросим, почему он так поступил, — с грустью сказала Клеопатра. — И Глауку… — Она пожала плечами. — Несмотря на все, что он сделал, я не могу его ненавидеть. Но мне бы очень хотелось узнать, что за этим стоит.

Деметрий взял ее за руку и кивнул головой в сторону запада.

— Пойдем, посмотрим на пустыню. Она так же убийственна, как и эти запутанные планы, но немного яснее.

Он подвел ее к брустверу. Их плечи соприкасались. Опершись на камни, Деметрий крепко держал ее руку в своей.

Перед ними в призрачном свете неполной луны простирались серо-коричневые застывшие барханы, а белые шатры на возвышенности выглядели как паруса кораблей. «Кораблей, — подумала она, — которые подняты огромной волной и сейчас рухнут в долину и разобьются. Если я наклонюсь, я увижу обломки. Трупы слонов. И… Афера».

Помолчав немного, она спросила:

— И что было в письме?

— Ничего особенного. Кое-что о княгине Клеопатре и ее спутницах, Таис и Арсиное, о саде наслаждений в Канопосе и о небольшом дворце в Александрии.

Она тихо вздохнула.

— Иногда приходится солгать, чтобы приблизиться к истине.

— К истине?

— А разве осуществление собственных желаний не является таким же истинным, как и препятствия, которые приходится при этом преодолевать?

— Я не знаю, что по этому поводу сказал бы Сократ, но аплодисменты софистов ты бы заслужила.

Она искоса взглянула на него.

— Ты рассердился? Тебе кажется, что я высказалась об истине не так, как ее обычно понимают?

— Да нет. Что касается тебя и твоих желаний, твоего родства с великой Клеопатрой, то мне вполне понятно. Но ты могла бы избавить нас от многих ненужных усилий, если бы раньше рассказала кое-что из того, что ты знаешь. Об Ао Хидисе, например.

— Я немногое могла бы рассказать. — Она тихо засмеялась. — Но если ты рассержен, мне нужно постараться тебя успокоить.

Деметрий кивнул.

— Я что-нибудь придумаю. Когда все здесь закончится. И если мы останемся живы.

Через три часа после восхода солнца закончились бои. У Клеопатры не было желания смотреть на результаты кровопролитного сражения.

— Первая группа будет составлена уже сегодня, — сказал Элеазар. Врач работал до изнеможения, но, к удивлению многих, не был рад приказу присоединиться к тем, кто должен отправиться домой в ближайшие часы. — Еще так много работы… Но когда приказывают высокие господа, нужно подчиняться.

— Кто приказал? — спросила Клеопатра, вглядываясь через плечо Элеазара в долину и пытаясь глазами отыскать Деметрия.

— Колумелла. Кто же еще? А Никиас не возражал.

— Я думаю, ему нужен самый лучший врач.

Элеазар протер глаза.

— Может быть, есть врачи получше, чем я. Тогда пусть возьмет другого. А если я самый лучший, то мне нужно остаться здесь. Но что наши мысли против приказов? — он поднял руки и опустил их. Это было жестом бессилия.

Вышла первая колонна, состоявшая из раненых и тех, кто ухаживал за ними. Ее сопровождал конвой, который также должен был прикрывать обоз с добычей — первую часть сокровищ, награбленных Бельхададом и его предками в последние десятилетия. Ценности погрузили на оставшихся верблюдов и повозки, запряженные быками.