Возлюби ближнего! - [9]

— Ты, Агриппина, с мужем поступай как хочешь, — возмущенно сказал старик — а меня бросать не имеешь то есть никакого морального права. Теперь за такие дела строго… Подыщем тебе в случае надобности поближе место, чем твой Норильск: бульдозеров нынче везде хватает…

— Муторно мне с вами, — не скрывая злости, ответила дочь, — а насчет морали вы, папаша, лучше бы помолчали: сами обмарались, сами всю жизнь от алиментов прятались.

— Ну-ну! — недовольно замотал головой Морщицын. — Не будем вдаваться в детали. Мало ли что в жизни бывает… Разболталась что-то, голубушка, к дождю, видно…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Неделя началась очень хорошо. Старик Морщицын встретил своего старого приятеля Роберта Клудова, с которым его связывала когда-то «многолетняя деятельность в области эстетического воспитания» постоянных посетителей Клинского рынка.

Так пышно и совсем по-современному Морщицын именовал сбыт сотни «оригиналов» шишкинских медведей, причем на каждом, «во избежание обмана», стояла личная подпись художника.

Кроме картин фирма «Морщицын и Клудов» предлагала приобрести у них «по случаю, за недорогую цену ожерелья из настоящих бриллиантов, настенные коврики интимного содержания и только что привезенные из города Брюсселя кружева».

За эти самые «культурно-просветительные» проделки Морщицын и Клудов получили по три года лишения свободы с последующей высылкой. Тогда они были еще совсем зелеными, полными сил и юношеского задора многообещающими уголовниками.

Теперь, по прошествии столь долгого времени, Роберт Клудов из худощавого, юркого и неистощимого на всякие жульнические выдумки весельчака превратился в толстенького, степенного технолога какого-то промкомбината, многодетного холостяка, обладателя широчайшей лысины, длинных усов и доброго десятка причудливых, маловстречающихся в медицинском обиходе болезней.

Узнав, что комбинат, где работал Клудов, производит кукол-голышей, Морщицын страшно обрадовался.

— Так это же золотое дно! — воскликнул старик, обнимая приятеля. — С этими твоими голышами при умении можно не только шикарно обставиться, но и всегда иметь на своем столе графинчик со всеми вытекающими оттуда последствиями!

Буквально в тот же день Морщицын сделал несколько рационализаторских предложений, а Клудов за половину вознаграждения обещал это дело «быстро оформить и довести до кассы».

Предложения Морщицына резко удешевляли продукцию и могли быть внедрены в производство без хлопот, затрат и реконструкций.

Одно из предложений сводилось к тому, чтобы куклы-голыши выпускались без рук, что сильно упрощало технологию, сокращало затраты на материал и уменьшало расходы по зарплате. «Означенное мероприятие, — писал Морщицын, — не вызовет протеста, поскольку даже такое великое произведение искусства, каким является скульптура богини Венеры, с древнегреческих времен до наших дней включительно, воспроизводится с отсутствующими руками».

Второе предложение касалось утенка в морской бескозырке. Морщицын считал необходимым снять с него головной убор военных моряков, «поскольку утята никаких шапок не носят, а у детей подобное нарушение реальности может вызвать искаженное представление о водоплавающей птице».

Оба предложения приняли «на ура», и вскоре значительно повеселевший Клудов попросил старого друга явиться на предмет получения следуемого вознаграждения.

Получив деньги и рассчитавшись с Клудовым, Морщицын направился в местное отделение Союза писателей, куда переслали из газеты толстую папку его поэтических произведений.

Разбирая целую кипу стариковских виршей, консультант, молодой рыжий паренек, не переставал попыхивать трубкой, которую держал не столько ради страсти к никотину, сколько для того, чтобы придать своему девичьему лицу внушительный мужской вид. Пригласив Морщицына сесть, консультант без всяких обиняков сказал:

— Бросить вам это дело рекомендую. Займитесь чем-нибудь другим: с детьми во дворе занимайтесь или, если есть время, боритесь с недостатками в советской торговле. А про стихи забудьте.

— Почему же мне об этом забывать? — засмеялся Морщицын. — Я стихами уже не первый год балуюсь и кое-что даже печатал. Вот, извольте, — двадцать шесть отзывов… в копиях, правда, но все копии у нотариуса заверены…

— Зря деньги на заверку тратили… Знаю я эти отзывы… Их так писали, чтобы вас не обидеть…

— Простите, — спокойно возразил Морщицын, — здесь еще отмечалась важность темы…

— Ну, вижу, тема действительно важная, — согласился консультант, — пятилетка — вопрос, прямо скажем, главный, но зачем же на эту важную тему неважные стишки сочинять? Нет у вас поэтического таланта.

— Таланты не от бога, — уверенно произнес Морщицын. — Талант — от окружающей среды. Мне творческой среды не хватает.

— Насчет бога я согласен. Но если даже допустить, что поэтический дар можно развивать, то у вас он начисто отсутствует… Вы не обижайтесь, что я так прямо говорю, но мне поэзия дороже любых правил хорошего тона…

— Поэзию и я люблю… — начал было Морщицын.

— Ерунда! — оборвал его консультант. — Если бы любили, то таких стихов не писали. Вы на рифму хотя бы обратили внимание… «Моет — строит», «конфетка — планетка», «пятилетка — котлетка»… И чего вам далась эта котлетка? — с чувством нескрываемого отвращения спросил консультант.