Возлюби ближнего! - [84]

— Не вижу логики в вашем рассуждении, — прервал Будринцева удивленный Алексей. — Тот, кто сам хорошо живет, вам завидовать не станет.

Будринцев рассмеялся:

— Наивное дитя! Сразу видно, что не читали Фрейда. Умному человеку еще недостаточно самому жить хорошо. Ему надо, чтобы его друзья и знакомые жили плохо.

Будринцев присел на скамейку у ворот и потер виски.

— Нельзя мне мешанину всякую пить, — признался он, — а разве воздержишься, если столько импортного питья на столе.

Прощаясь, Будринцев получил заверение Алексея, что он никогда о нем ни от кого ничего не слышал.

— Благодарю за компанию. А насчет моей любви интересуетесь зря, — с неестественной веселостью сказал Будринцев. — Про это у меня песенка есть. «Забытый нейлон» называется. Не слышали? Жаль. Всюду глобальный успех, особенно у девчонок с незаконченным средним образованием!

«Странный парень, — думал Алексей, торопясь к последнему поезду метро. — Непременно расспрошу Надю. И почему она раньше о нем никогда не рассказывала?»

В вагоне метро Алексея укачало, и он мгновенно уснул. Всю дорогу ему снилась Надя и злой, с перекошенным ртом ее «дальний родственник». Будринцев лаял по-собачьи и, смешно приседая, выкрикивал какую-то белиберду.

Алексей так громко смеялся, что соскользнул со скамейки. Проснулся он от крика:

— Вставайте, гражданин! Приехали! Мы вас в депо привезли.

Беря в руки иной роман, читатель уже заранее знает, что настоящий герой — это не тот, кто делает людям добро, а тот, кто в первой половине литературного произведения водится с дурной компанией, пьет, совершает аморальные поступки.

Только значительно позже, где-то во второй половине романа, герой начнет перестраиваться и совершит целый ряд благородных поступков, женится на некрасивой многодетной вдове и приобретет годовой абонемент в филармонию.

Зато персонажи отрицательные ведут себя в этих произведениях так, что все их принимают за положительные.

Что касается Сергея Николаевича Будринцева, то он ничуть не походил на такого литературного негодяя. Он вряд ли мог обмануть кого-нибудь своими внешними данными и уж совсем не прикидывался рубахой-парнем, никого не стремился ввести в заблуждение, совершая время от времени благородные поступки, не позировал фотографам для Доски почета и не выдавал себя за человека будущего, ремонтируя безвозмездно электроутюги и радиолы.

В отличие от литературных негодяев, он открыто демонстрировал отвратительные черты своего характера, и, как ни странно, люди, с которыми он общался, считали его не таким уж плохим, утверждая, что он сам на себя наговаривает, — а это гораздо лучше, чем любая, даже самая хитроумная маскировка.

Пожалуй, только один-единственный человек — мать Нади, женщина пожилая и по слабости зрения малознакомая с современной беллетристикой, сразу же, с первого дня знакомства, после ухода Будринцева сказала своей дочери:

— Ну и паршивого же ты человека к нам в дом приваживаешь. И лицом он неприятный, да и рассуждения у него какие-то нехорошие. Неужели сама не заметила?

— Заметить — заметила, но все это еще ничего не значит, — возразила Надя. — Помнишь, на днях по телевизору пьесу показывали? Так там один парень даже за убийцу себя выдавал, а на самом деле оказался вполне порядочным человеком.

— А мне телевизор смотреть некогда, — проворчала мать, — я что в натуре увидела, про то и говорю!

Спустя месяц после именин Алексей снова встретил Будринцева у Нади.

Дверь Алексею открыла Ирина Федоровна. Она и прежде хорошо встречала Алексея, но на этот раз просто не смогла удержать своей радости.

— Наконец-то… Появился, слава богу. Шутка сказать — целый месяц был в командировке, по чужим углам мыкался! Замучают они тебя этими командировками, Лешенька! А все почему? Все потому, что семейного человека с места сдвинуть трудно. Вот вас, холостых, и посылают.

Объяснив доброй Ирине Федоровне, что в командировку он попросился сам, чтобы на месте проверить усовершенствованный им станок, Алексей осведомился, дома ли Надя.

— Дома! — махнула рукой старуха. — Собиралась пойти больную подругу навестить, да, как на грех, воображала этот приперся. — И видя, что Алексей не догадывается, о ком идет речь, пояснила: — Будринцев тут… Ну, гитарист этот… плешивый.

— Понимаю. Ваш дальний родственник.

Ирина Федоровна рассмеялась:

— Кто его знает — может быть, и родственник. Все мы, говорят, от обезьян произошли.

Отношение Ирины Федоровны к Сергею Будринцеву ничуть не насторожило Алексея. Мало ли что скажет старый человек!

Обрадованный, что Надя дома, он быстро вошел в комнату.

На лице Нади Алексей сразу же заметил явные следы растерянности. Будринцев сидел у стола и что-то быстро записывал в записную книжку. Он снисходительно кивнул головой, быстро поднялся с места, погладил лысину, вскинул за спину гитару и, сказав: «Привет этому дому — пойдем к другому», — вышел из комнаты.

Как только ушел Будринцев, Ирина Федоровна потащила Алексея на кухню пить чай с черничной ватрушкой. Тут как-то все сразу пошло по-другому. Рассказывая подробности своего командировочного житья, Алексей подолгу заглядывался на свою Надю, и всепонимающая Ирина Федоровна, вдруг спохватившись, что забыла купить постное масло, поспешила в магазин.